Время черной луны - Татьяна Корсакова Страница 58

– Слышь, Огневушка, я не настаиваю, но ты бы проконсультировалась с кем-нибудь по поводу своего состояния. Ну, нельзя же так, честное слово.

– С кем? Со следователем твоим? – Она горько усмехнулась.

Монгол тяжело вздохнул, а потом решился:

– Для начала с психиатром было бы неплохо.

– С психиатром? – Удивительное дело, но девчонка не обиделась, наверное, подобные мысли уже приходили ей в голову. – Я консультировалась, у меня отчим психиатр.

О как! Это что-то вроде сапожника без сапог: у отчима-психиатра – падчерица-сумасшедшая.

– И что он тебе сказал?

– Сказал, что надо со мной разбираться.

– Когда начнет? – Пусть бы поскорее, потому как девочке с каждым днем все хуже и хуже.

– Обещал завтра загипнотизировать, – она поежилась, – посмотреть, что я под гипнозом смогу рассказать.

– Гипноз – это хорошо, по-новаторски, – одобрил Монгол и украдкой посмотрел на часы. – Знаешь, Огневушка, если у тебя больше не осталось никакого компромата, то я, пожалуй, пойду.

Она ничего не ответила, стояла, упершись ладонями в подоконник, прижавшись лбом к стеклу, и вглядывалась в сгущающиеся сумерки.

– Я пошел, говорю, – на всякий случай повторил Монгол. – Ты за мной дверь запри. Хорошо?

Огневушка развернулась так стремительно, что он, уже свыкшийся с ее апатичным равнодушием, даже малость испугался. Рука сама потянулась к карману пиджака.

– Не уходи! – В голосе не просьба – приказ, а в глазюках – вселенский ужас.

– Почему?

– Я тебе еще не весь компромат отдала. – А руки дрожат, невооруженным глазом видно, как дрожат.

Что с ней? Чего испугалась?

– Ну, так отдавай, и я пойду. – Монгол подошел к окну, стараясь не поворачиваться к девчонке спиной, и посмотрел на улицу.

Человек, больше похожий на черную тень, стоял у подъезда. Не таясь стоял – нагло. Даже когда Монгола увидел – а он его увидел, никаких сомнений! – не отшатнулся, не спрятался, только глазами сверкнул. Вот именно что сверкнул – словно кошка в темноте.

– Кто это? – спросил Монгол, не отрывая взгляда от незнакомца.

– Не знаю, – девчонка положила холодную ладошку ему на руку и сказала шепотом: – Не уходи, пожалуйста. Я тебе потом еще фотографии с чулками отдам.

– Когда?

Врет ведь! Нет больше никаких фотографий. Она просто боится так сильно, что готова провести ночь с ним, своим злейшим врагом, лишь бы не оставаться одной.

– Ну-ка! – Монгол отодвинул Огневушку в сторону. – Мне тут кое-что сделать нужно.

– Пожалуйста! – Она вцепилась в рукав его пиджака, потянула с такой силой, что затрещали швы.

– Не мешай!

Вниз Монгол спустился всего за несколько секунд. Мчался, перепрыгивая сразу через три ступеньки, но все равно не успел. У подъезда никого не было. И во дворе, и за домом, и в соседних дворах. Незнакомец исчез так же, как и в прошлый раз. Нет, в прошлый раз он растворился в тумане, а сейчас просто ушел. Времени у него было предостаточно. Пока Монгол решал, как поступить, пока отдирал от себя перепуганную Огневушку, пока спускался – тут и хромой убежит. А у этого дядьки с реакцией, кажется, полный порядок: передвигается он так, что не поймать, прячется так, что не найти. Да что там реакция?! Мало ли у кого какая реакция! Гораздо хуже то, что дядька за ним следит и даже не особо таится, точно забавляется. И Огневушка его испугалась так, словно смерть свою увидела. Неспроста все. Ох, неспроста. Что-то она скрывает, врет небось, что знать не знает дяденьку.

Дверь в Огневушкину квартиру была закрыта. Монгол не стал звонить, постучался как можно деликатнее, чтобы не напугать девчонку еще больше.

– Эй, Огневушка, впусти меня!

Она не открывала очень долго. Монгол слышал за дверью какой-то шорох, чувствовал, что за ним наблюдают через глазок, – ждал.

– Это ты? – наконец послышался придушенный шепот.

– Нет, тень отца Гамлета! Огневушка, открой немедленно!

Дверь распахнулась практически в ту же секунду – он едва успел увернуться.

Девчонка жалась к стене, выглядела дико и затравленно. Монгол запер замок, набросил цепочку и только потом спросил:

– Кто это был?

* * *

– Кто это был, Огневушка?! В последний раз спрашиваю!

Иудушка тряс ее за плечи, ругался… У него горячие руки, когда он ее держит, не так страшно – пусть трясет, лишь бы не отпускал.

– Я тебя сейчас ударю. – Голос злой, и в глазах тоже злость.

– Не знаю!

– Знаешь! – От сильного рывка затылок больно стукнулся о стену, в глазах защипало. – Прости. Ты меня до белого каления доводишь, Огневушка. Я помочь тебе хочу.

Помочь? Она уже как-то отвыкла от помощи. От такой вот: злой, сильной, от которой хочется одновременно и плакать, и смеяться. Иудушкина помощь… Но другого союзника у нее нет. Только он знает про нее даже больше, чем она сама, и не боится оставаться с ней наедине. Даже отчим боится. Не признается в этом, но боится. Лия видела этот страх на дне его зрачков, в едва заметном подрагивании пальцев, в неуверенном и каком-то осторожном повороте головы. Отчим представлялся ей укротителем диких зверей: страх не показывает, но всегда начеку.

А этот… Иудушка, он не боится. И она его не боится, несмотря ни на что. И верит ему…

– Ну, будешь рассказывать? – На затылок ложится ладонь, тяжелая, нетерпеливая. Не угадаешь, чем закончится его нечаянная ласка. Может, как раньше: болью и унижением…

– Это долгая история.

Все, она решилась. Интересно, если сумасшествие поделить на двоих, его станет в два раза меньше?

– Я никуда не спешу. – Ладонь с затылка сползает на шею. Кожа от неловких касаний горит огнем, и дышать тяжело… – Тихо, Огневушка! Да не дергайся ты! – Прикосновения больше не неловкие. Иудушкины пальцы знают, что делают. Что они делают? – Вот, теперь порядок.

Как же она его сразу не почувствовала – свой медальон?! Зациклилась на чужих руках, на чужом дыхании и не поняла, что он уже с ней.

– Шнурок надо будет заменить. Я его пока просто на узел завязал.

Иудушкины глаза совсем близко: раскосые, непроницаемые, как железобетонная стена. Как же его на самом деле зовут? Александр?

– Спасибо. – Медальон жжет кожу так же, как недавно прикосновения этого… Александра.

– Ты меня не благодари, Огнеокая. – Шепот жаркий, нетерпеливый. А рук с шеи он так и не убрал. – Ты рассказывай давай.

– Что рассказывать? – Пусть бы не убирал, так ей спокойнее.

– Ладно, потом расскажешь. Время еще есть…