Развод по-французски - Диана Джонсон Страница 58

И все-таки надеялась, что этого не случится.

— Знаешь, сначала я подумала: как странно! А потом решила, что ничего странного нет, — продолжала Шарлотта, еще больше понизив голос. — Что касается женщин, у дяди неважная репутация. Конечно, он привлекательный, но уж очень старый, правда?

Перед моим мысленным взором снова замелькали кадры кинохроники. Пожилой господин и молоденькая женщина в ресторане. Он — красивый, может быть, слегка полноватый, хорошо одет, хотя немного броско, благородная седина, чуть-чуть морщинистые руки. У него знакомое лицо. Люди оглядываются, стараясь вспомнить, где его видели. Она в строгом черном костюме, улыбающаяся, волосы собраны на длинной шее в пучок, как у балерины. Хороший профиль, точеный нос, видна порода. Дорогая сумочка. Люди, сидящие поближе, слышат, что они говорят о Прокофьеве. Они только что из балета. Никто не подозревает, что вместо колготок на ней чулки, пристегнутые к черным резиновым подвязкам, и голубые кружевные трусики, что всю эту artillerie de nuit [121]она с его помощью скоро стащит с себя, и он будет ласкать и лобзать la foufoune, ее норку, она будет ласкать и лобзать la bite, его поршень, и они, изнемогая, проведут целый час на седьмом небе, но это будет после, а пока они за десертом, он взял salade d'agrumes [122], тогда как она предпочла clafoutis [123].

Любят ли они друг друга? Никому, кто слышит их веселый, беззаботный смех, такое и в голову не придет. Здесь уместны другие слова. Молодая женщина считает его мудрым, остроумным, светским человеком и замечательным любовником, тем, на кого можно положиться. Она верит, что в нем ключ к ее будущему, хотя не представляет, как будет действовать этот механизм судьбы. Она влюбилась в него не потому, что он имеет власть над ней. Она не терпит тех, кто пытается взять над ней верх, даже в сексе. Она хочет, чтобы сила и власть были в ее руках. Но и в нем есть сила, мужская сила. Она отнюдь не пассивна, нет, но именно он задает в постели тон и ритм. Он ценит ощущения и умеет научить этому партнершу. Раньше она всегда была девчонкой типа «взяла — иди». Он же методичен и сосредоточен. Когда, например, он смотрит на внутреннюю сторону бедра, на то место между краем чулка и самой норкой, то можно подумать, что он впервые видит эту заповедную манящую расселину, что никогда не касался и не целовал ее.

Любит ли он ее? Она не знает. Он говорит, что самое большое удовольствие в его возрасте — быть внимательнее к вещам, которые он всегда ценил, но не имел досуга смаковать. Моменты неземного наслаждения следовали за quenelles de brochet, sauce Nantua и nougatine glacée, coulis de framboise [124], за музыкой Прокофьева и зрелищем гнущихся, сплетающихся тел танцовщиков и танцовщиц, когда сам танец — как взрыв, как оргазм, за вкусным обедом с предвкушением удовольствия. И все это, вместе взятое, — словно наркотик, пагубная страсть, которой предаешься снова и снова. Ты хорошо провела время в Париже, Изабелла? Да, очень хорошо, просто замечательно.

Мне казалось, что я не до конца поняла смысл сказанного Шарлоттой: «В воскресенье на обед приедет моя тетка». Могла уйти в глухую оборону. Но мне хотелось крикнуть ей: «Я люблю его!» Я чувствовала, что эти слова вот-вот сорвутся с моих губ, что, наверное, первый раз говорю их самой себе. От духов Шарлотты и табачного дыма кружится голова. Я могла в ту секунду броситься ей на грудь с мольбой: «Скажи, что мне делать?» Тогда у меня был бы союзник, пусть слабый, Шарлотта и сама отщепенка в семье. Но у меня не хватило духа, глаза застлал страх перед воскресным обедом и неизбежной потерей. Ты словно видишь, как катится по раковине кольцо с бриллиантом и падает в слив, но не можешь ничего сделать.

Когда позже я думала, что мы делали с Эдгаром и как смеялись, вспоминала наши ужины и разговоры о Жубере, я поняла, что у нашего романа есть ясный и захватывающий сюжет, своя история, и она тоже часть его жизни, как фамильное серебро является частью чьей-то жизни. И тогда ко мне возвратилась надежда.

Но тогда, с Шарлоттой, я чувствовала, как во мне поднимается негодование. Неужели я не могу постоять за себя? Разве американцы разучились бороться? Нет, Сюзанна и его жена не запугают меня, я не сдамся. И в то же время я думала: ты с Ума сошла, еще ничего не случилось, успокойся.

Я переменила тактику.

— Месье Коссет — выдающаяся личность, — говорила я. — Знаешь, я часто хожу на собрания, где он выступает. Надеюсь, никто не найдет в этом ничего предосудительного. Я считаю, что он — единственный человек, которого заботит судьба Боснии. По его мнению, Франция должна немедленно вмешаться и США тоже…

Шарлотта удивленно смотрела на меня, подыскивая английские слова. Что она несет? Молчание затягивалось.

— Мы еще не знакомы с мадам Коссет, может, только Рокси с ней встречалась, — продолжала я. — Я восхищаюсь твоим дядей месье Коссетом.

— Она будет там в воскресенье, — повторила Шарлотта. — Moi [125], я еду в Лион. Жаль, что не успею познакомиться с твоими родителями.

Я мысленно кричала: «Я люблю его! И никому его не отдам!» — но вслух сказала:

— Мне будет приятно познакомиться с твоей тетей.