Подари мне жизнь - Эдуард Резник Страница 58

— Ты ли это, дитя мое? — вопросил Костя. — Впрочем, я всегда знал, что моя жена — самая прекрасная женщина на свете.

— Мерси за комплимент, — сделала книксен Ольга. — Может быть, пригласишь в квартиру?

— Угу, — отозвался он, поскольку других слов не было. От ее вида действительно перехватило дыхание.

Они поднялись по лестнице, тихо вошли в квартиру, стараясь не скрипеть половицами, чтобы не разбудить Костиных родителей. Но те и не спали, прислушиваясь к странным шорохам за дверью.

— Кого-то привел, — шепотом сказал Петр Давидович жене. — Наш сын — бабник.

Елизавета Сергеевна на цыпочках подкралась к двери и посмотрела в замочную скважину. Затем вернулась в постель.

— Кажется, это Ольга, — прошептала она. — Вот до чего дошло: жену в дом украдкой водит.

— Все-таки это лучше, чем любовницу, — ответил муж.

— В данных обстоятельствах не вижу никакой разницы, — оставила за собой последнее слово Елизавета Сергеевна. — Интересно, какие у них могут быть дела в четыре часа ночи?

— Супружеские, — вполне логично отозвался Петр Давидович.

Между тем в комнате Кости происходил следующий «деловой» разговор. Причем Костя и Ольга стояли очень близко, глядя друг другу в глаза.

— Скажи, я тебе сейчас нравлюсь? — допытывалась она.

— А я от тебя всегда был без ума, — не покривил душой он.

— Нет, ты честно ответь.

— Я правду говорю. Когда я тебя вижу, во мне всегда все переворачивается. И потом никак на место не установится.

— Ты любишь меня?

— Люблю. А почему от тебя… — Константин стал подозрительно принюхиваться. — Почему от тебя мужчинами пахнет?

— А я была с ними в ресторане, — ответила Ольга.

— Ах вот как! Коварная изменщица…

— Сам такой…

Как-то непроизвольно, инстинктивно, сумасбродно они поцеловались, а затем стали также поспешно и не думая ни о чем ином, раздеваться. Вечернее платье упало на пол. Костя что-то шептал, а Ольга отвечала, но слова таяли в ночной прохладе, не обретая смысла. Наконец, Константин бережно взял ее на руки и осторожно положил в кровать… Любовь, как постоянно случается в жизни, вновь затмила рассудок.

Однако родители Кости продолжали прислушиваться к доносящимся до них из соседней комнаты звукам. Они были весьма характерны.

— Лиза? — недоуменно спросил Петр Давидович. — Они там что, третьего ребенка делают?

— Молчи! — толкнула его в бок Елизавета Сергеевна. — Я сама возмущена до предела. Лучше бы он привел в дом любовницу.

— Так, может быть, их остановить? — высказал дурацкую идею муж.

— Уже поздно, — вздохнула жена, и ее слова совпали с финальными аккордами, проникшими сквозь «хрущевскую» стенку.

…А спустя некоторое время между Костей и Ольгой продолжился, прерванный любовной горячкой разговор.

— Мы как два сумасшедших, — прошептала она. — Но мне с тобой хорошо.

— И мне тоже, — отозвался он. — А все-таки зачем ты пришла?

Ольга немного задумалась, но потом призналась:

— Сказать тебе, что я, может быть, выйду замуж за одного немца.

— Вот как? — Костя обиженно отодвинулся от нее.

— Это шанс, — промолвила она. — Спасительный билет для нашего мальчика. Ведь с операцией в Израиле скорее всего ничего не выйдет. Так я понимаю.

— Я работаю в этом направлении, — хмуро сказал Костя. — Не торопись. Сегодня мы должны быть в посольстве.

— Я знаю, — вздохнула Ольга. — Мне уже звонили оттуда.

— Вот и подожди пока со своим нацистом.

— Он не нацист, он хороший. Разве его вина, что наши деды воевали?

— Все равно гауляйтер, коли хочет увезти тебя в Германию. На принудительные работы. Будешь ему свинину жарить к пиву. Сама растолстеешь, как бочка. Тебе это нужно?

— Еще ничего не решено, Костя. Давай немного поспим…

— Ну, спи, спи, — согласился он. — У меня такой интереснейший сон прерван. Вот любопытно, уйду я от погони или нет?

— Уйдешь, милый, — пробормотала, уже засыпая, Ольга. — Ты от всех уйдешь, ты же у нас Колобок…

— То есть дурак круглый? — успел спросить Костя, но его вопрос, словно повис в воздухе, оставшись без ответа.

В кабинете секретаря израильского посольства Давида Львовича Когана разместились все — родители Кости, он сам и Ольга. На столе были разложены документы, паспорта, фотографии из семейного архива. Секретарь переглянулся со своей сотрудницей Марией и сказал, обращаясь к Петру Давидовичу:

— Итак, вы утверждаете, что ваш отец — еврей?

— Чистокровный, — ответила за мужа Елизавета Сергеевна.

Петр Давидович лишь кашлянул, словно подтверждая сказанное.

— Это он на снимке? — спросила Мария, ткнув пальцем в одну из фотографий.

— Он, — вновь отозвалась Елизавета Сергеевна, сразу же взяв командование в свои руки. — Видите, пейсы висят?

— По-моему, это просто бакенбарды, — усмехнулся секретарь. — Но это к делу не относится. А кто рядом с ним, что это за женщина в шляпе?

— Не знаю, — пожал плечами Петр Давидович. — Фотография старая, отец умер, когда я был еще малышом. Может, кто-то из родственников?

— Я знаю, — опять вмешалась Елизавета Сергеевна. — Это твоя тетя Сара. А чуть дальше — его не видно — только плечо высовывается — это ее брат Исаак. Снимок сделан еще одним твоим дядей, Мойшей. Он, как вы понимаете, за кадром, вместе со своими детьми Фаней, Раей, Абрамом, Левой и Сонечкой. Сонечка была такая хорошенькая, мне Лазарь рассказывал, он сводный брат Бенечки, который женился потом на Ребекке, помнишь? — она обратилась к мужу и пнула его под столом ногой.

— A-а… да, припоминаю, — сконфуженно отозвался он.

— Ну и где же сейчас все эти ваши родственники? — слегка насмешливо спросила Мария.

— Да кто где! — ответила Елизавета Сергеевна и вновь понеслась на рысаках: — Одни в Польше, другие в Вильнюсе, третьи в Германии, четвертые в Америке, пятые в Австралии…

— Погодите, — прервал ее секретарь. — Не частите. А вы сами разве тоже имеете отношение к еврейской национальности?

— Кто, я? — выразила удивление Елизавета Сергеевна. — Разве не видно?

— Дело в том, что мы тоже проследили родословную вашего мужа…

— А при чем здесь мой муж? — оборвала его Елизавета Сергеевна, чувствуя запах керосина. — Вам мало того, что я — еврейка?

— Подождите, — вмешалась Мария. — О вас речь пока не идет. Мы рассматривали генеалогию Петра Давидовича. Поскольку и в первоначальном заявлении вашего сына Константина было сказано, что еврейские корни у него лишь от деда, а не от вас.