Ханская дочь. Любовь в неволе - Ине Лоренс Страница 58

Остап то и дело говорил новые, незнакомые Сирин слова, рассказывал о новых друзьях — матросах. И Сирин чувствовала, что их прежняя душевная близость исчезла безвозвратно. Мальчик быстро привыкал к новой жизни, сбросив прошлое с плеч, словно изношенный кафтан. С каким-то непонятным раздражением Сирин напомнила Остапу, как он рвался домой, как не хотел уезжать из Карасука.

Остап со смехом отмахнулся:

— Что было, то прошло! Дома я был только одним из многих сыновей моего отца и никогда не стал бы военачальником. А здесь, в России, я могу стать большим человеком. Все офицеры меня любят и обещали скоро попросить для меня у капитана чин прапорщика. И это только первый шаг — когда-нибудь я стану капитаном, а то и адмиралом. Знаешь, Бахадур, море очень похоже на степь, оно так же бесконечно и опасно, и только настоящие мужчины могут покорить его. И я стану одним из них!

— Что ж, желаю, чтобы у тебя все получилось, — серьезно ответила Сирин и подумала с грустью, что вот сейчас, в этот момент она теряет друга. Остап думал и говорил только о море. В какой-то момент он, забывшись, назвал Сирин и Ваню сухопутными крысами, хоть это и была не больше чем шутка.

И все же Сирин испытала облегчение, когда мальчика окончательно разморило от водки и он заснул, свернувшись калачиком на ее тюфяке. Наконец-то и она могла подумать о сне.

Сирин начала раздеваться и тут заметила, что Сергея до сих пор нет. В неожиданном припадке ревности она представила себе, как он заснул пьяный в снегу и замерзает там, снаружи, в этой ледяной темноте. Она тут же выругала себя идиоткой — никакой причины проклинать Сергея у нее не было. Пусть даже он валяется где-то с этой девкой, она все же обязана ему жизнью.

Она отыскала страшного вида тулуп, лежавший у них про запас, — очень теплый, вместе с тем он делал своего владельца похожим на шелудивого медведя.

— Я выйду ненадолго, погляжу, не видно ли капитана, он был так пьян, что вполне мог упасть и замерзнуть до смерти.

Ваня почувствовал ожесточение и раздражение в голосе Бахадура и спросил себя, что могло между ними произойти. Но о Сергее он тоже беспокоился, а потому поднялся, кряхтя, накинул шинель и снял с крюка керосиновую лампу:

— Погоди, я с тобой!

Через некоторое время они вдвоем продирались сквозь сугробы, заслоняя глаза от метущего в лицо снега, ярко сверкавшего в свете керосинового фонаря. Странно, что в такой метели они сумели разглядеть Сергея, он был пьян и брел сквозь вьюгу не разбирая дороги, без шинели, в одном мундире. На вопросы он не отвечал. Ваня сокрушался и матерился одновременно, закутывая капитана в свою шинель. Поскольку Сергей с трудом держался на ногах, Сирин и Ване пришлось подхватить его под руки и тащить домой.

Когда они наконец-то добрались до дома, вахмистр опустил Сергея на тюфяк и глубоко вздохнул:

— Помоги-ка мне, Бахадур, его надо раздеть и растереть снегом, иначе он может отморозить пальцы на руках или ногах, а то и ступни!

Сирин помогла Ване стянуть с капитана мундир. Теперь он лежал перед ними обнаженный, и она опять вспомнила ту шлюху, и Сирин тайком пожелала, чтобы он отморозил себе все между ног. Она осторожно проверила, когда Ваня отвернулся, — нет, тут все было теплым.

Вахмистр тем временем притащил ведро снега и показал Бахадуру, как нужно растирать Сергея. Несмотря на усталость, Сирин терла ему снегом конечности до тех пор, пока сама не перестала чувствовать пальцы. И только когда уже начало светать, его бледные руки и ноги вновь порозовели. Сергей был пьян до бесчувствия, но начал жалобно стонать, когда отмороженные конечности начали зудеть и покалывать. Несмотря на то что Сирин всю свою злость вымещала в массаже, взгляд ее то и дело жадно обшаривал мужское тело, и она представляла себе, как он подминает под себя ту пышную блондинку. Мысли эти казались ей невыносимо постыдными, но в то же время она потихоньку ухмылялась: а вдруг у него ничего не вышло, потому что — как там говорила Марион? — его оружие не было готово к бою.