Княжна-цыганка - Анастасия Туманова Страница 58

– Надин, ваша Юлька ничего не перепутала. – Инзовский посмотрел на Бардина, который стоял у окна и переводил испытующий взгляд с Мери на Дину. – Прохарин задержан как красный комиссар и шпион.

Мери художественно фыркнула и скосила глаза на Дину. Та смотрела на полковника с великолепным изумлением на лице.

– Кто комиссар? Митька?! Господь с вами, господин полковник… – Дина пожала плечами. – И давно ли он Прохарин? Мы всю жизнь были Смоляковы, вся мамина таборная семья. Он сын моего деда, тоже Смоляков, весь табор может это подтвердить! Господин полковник, поверьте, я отвечаю за то, что говорю! Я Митьку знаю с детства, это самый обычный таборный цыган! Ну, разумеется, воровал иногда по мелочам, но… политика, шпионаж?! Увольте… Цыгане просто не знают, что и думать! Его мать плачет второй день, у жены с перепугу начались роды! Я даю вам слово, что он не большевик, а просто жулик! Ну нельзя же расстреливать человека за кражу поросенка на рынке!

– Надин, вы… – Инзовский был настолько озадачен, что, глядя в глаза Дины, не сразу нашелся что ответить. – Вы уверены, что ничего не путаете?

– Да нет же, боже мой, что тут можно спутать?! – Дина подпустила в голос нетерпеливого раздражения. – Мери, да подтверди же господам мои слова!

Та поняла, что настал ее выход.

– Господин полковник, Дина говорит чистую правду. Я готова присягнуть в том, что Мардо… что Митька никакого отношения к большевикам иметь не может.

– Мери Давидовна, не подумайте, что я сомневаюсь в вашей искренности, но откуда вам это известно? – вступил в разговор Бардин.

– Мне это известно, Владимир Николаевич, потому что я, как и вы, жила в Грузинах, – светски улыбнувшись, ответила Мери. – Причем жила именно на Живодерке, в семье Дины. И этого Митьку я знаю по меньшей мере четыре года, с тех пор, как знаю саму Дину, ее братьев и родителей. Таборные приезжали в гости к Дмитриевым, и я видела его среди них. Осенью я вместе с Диной бежала из Москвы от большевиков. Бежала с цыганским табором… в котором живу и сейчас. Да, да, Владимир Николаевич, не делайте такого лица, я живу с цыганами уже полгода! Это вовсе не так ужасно, как вам, видимо, представляется! И все это время Митька находился на моих глазах. Поверьте, он просто цыган, лошадник, как все они, в политике ничего не смыслит и, кажется, неграмотен. Налицо явная ошибка, господин полковник. Комиссаром и шпионом этот человек не является. Уж меня-то вы никак не можете заподозрить в сочувствии большевикам… если, конечно, не хотите оскорбить.

Наступила тишина. Инзовский в упор смотрел на Бардина. Тот, нахмурившись, молча барабанил пальцами по столешнице. За окном уже темнело, с набережной слышался женский смех, громкий мужской разговор, стук копыт извозчичьих лошадей. Временами с бульвара ветер приносил обрывки вальса «На сопках Маньчжурии». «Играет оркестр… Значит, уже девять часов», – машинально подумала Мери.

– Владимир Николаевич, – сказала она вслух, глядя через плечо Бардина в синее от сумерек окно. – Вы, вижу, всерьез полагаете, что я могу просить вас за красного комиссара? Они убили мою маму. Убили брата. Я теперь одна на всем свете, все, что у меня осталось, – это Дина, вдова Зурико… и ее родственники, которые спасли меня. Больше никого.

– Мери, вы можете ошибаться, – жестко произнес Бардин.

Мери посмотрела ему прямо в глаза.

– Вы тоже.

– Господа, это, право, смешно, – вздохнув, вмешалась Дина. – Я уж и не представляю, как вас еще убеждать! Хотите, сюда придет отец этого Митьки и поклянется всем святым, что знает сына всю жизнь и никогда бы не пустил его комиссарствовать? Раз уж слов княгини и княжны Дадешкелиани вам недостаточно… – Пожав плечами, она умолкла. Незаметно нашла и стиснула руку Мери. Та ответила слабым пожатием.

– Ну, хорошо… – Инзовский встал из-за стола. Подойдя к двери, бросил несколько слов секретарю и, вернувшись, сообщил: – Сейчас этот ваш Митька будет здесь.

– О, благодарю вас, Иван Георгиевич!..

– Подождите, Надин, – резко перебил ее Инзовский. – У меня есть просьба. Заранее простите меня, но я попросил бы вас не говорить с вашим… родственником по-цыгански. Исключительно по-русски, и только после моего разрешения.

– Это само собой разумеется, господин полковник, – холодно ответила Дина. И, отодвинувшись в глубину кресла, скрестила руки на груди. Бардин выбросил за окно недокуренную папиросу, подошел к Мери.

– Вы так взволнованы, княжна, отчего? – спросил он.

Мери, вымученно улыбнувшись, пожала плечами.

– Вы полагаете, нет причины? Я, признаться, и не думала, что все окажется так сложно! Владимир Николаевич, я просто поверить не могу, что вы… вы в самом деле обвиняете неграмотного цыгана в шпионаже! Кто угодно другой, но не вы! Вы же были нашим соседом в Грузинах и прекрасно знаете, насколько цыгане, даже городские, далеки от разного рода политики, а уж таборные-то…

– Сейчас такое время, Мери… все меняется.

– Все, но только не цыгане, – улыбнулась княжна. – Поверьте, что…

Договорить она не успела: вошедший штабс-капитан, вытянувшись, доложил:

– Арестованный Прохарин по вашему приказу доставлен.

Митька вошел в сопровождении конвойного казака, щурясь на свет лампы и с трудом пряча зевок: видимо, Мардо разбудили для допроса.

– Свободен, – приказал полковник конвойному, и тот шагнул за дверь.

Митька замер у порога, растерянно посмотрел на Инзовского.

– Прохарин, подойди сюда, ближе, – приказал тот.

– Не Прохарин я, ваше благородие… – хрипло отозвался Мардо, делая несколько шагов к столу.

Свет упал на лицо Митьки, и Мери заметила, что оно сильно разбито. Кровь на лбу, которая даже не была смыта, а лишь размазана, запеклась коричневыми сгустками, одного глаза почти не было видно, порванная рубаха тоже оказалась испачкана пятнами крови.

– Как же тебя изволишь называть?

– Смоляковы мы, цыгане, таборные, сколько разов уж говорил, так вы ж не верите… – уныло затянул Митька – и в эту минуту заметил сидящих у стола Мери и Дину.

С минуту он просто смотрел на них – недоверчиво, непонимающе. Затем разбитые губы его дрогнули, словно Мардо собирался заговорить. Но он ничего не сказал. В его широко раскрывшихся глазах метнулся такой смертный ужас и такая тоска, что у Мери похолодело в груди. Митька неловко провел ладонью по лицу, шумно вздохнул, опустил встрепанную голову и замер. В молчании прошла минута, другая. Мери повернулась к полковнику, но тут же, опередив ее, встала с кресла Дина.

– Иван Георгиевич, вы позволите?..

Инзовский, помедлив, кивнул, и Дина, протягивая руки, быстро подошла к Мардо.

– Митька! Ну, Митька! С ума ты сошел, что ли? Да что же такое?! Этого только нам недоставало! Господи, вся морда разбита, да как ты умудрился в комиссары-то здесь попасть? Ай, а наши-то все с ума сходят! – Дина обняла Мардо; тот, еще ничего не понимая, неловко, одной рукой, притянул ее к себе, и Мери заметила, что он дрожит. – Что твоя Копченка устроила, бог мой, ты бы слышал! Ты им говорил, что не большевик, говорил или нет?!.