Девушка с пробегом - Джина Шэй Страница 58

— Я так смертельно боюсь, что вылезет какая-нибудь дичь, что готова сама эту дичь придумать, — тоскливо выдыхает Надя и пытается вытянуть пальцы из хватки Давида. Вот только зря она это. Кто бы ей еще дал.

— Например? — задумчиво уточняет Огудалов.

— Не знаю, — недовольно бурчит Надя. — Любовница придет беременная и потребует не рушить вашу семью, трое внебрачных детей явятся требовать невыплаченные алименты, или банка с головой твоей первой жены в тайнике под полом найдется.

Мечты, мечты, если бы с Ольгой Давид так легко разделался…

Надя ластится к нему, будто провинившаяся кошка, прижимается крепко и всяким своим прикосновением делает хуже.

Замечательный. Идеальный. Ой ли?

Стоит сказать, что от Соболевской Давид таких слов не ждал. Уж точно — не в ближайшее время. Хотя нет — даже в далеком будущем не ждал. Надя Соболевская не говорила таких слов. Она просто варила кофе по утрам, причем сама. Готовила ужин, утюжила рубашки, не давала закончиться его шампуню на полке в ванной — в общем делала ровно то, что её не просили. Пришлось даже уточнить, что домработница приходит убираться — значит, до неё пылесосить не надо. Ну, разве что если очень-очень хочется и Лису занять нечем.

И это было смешно, ведь Давид и сам мог нажать кнопку на кофеварке, рубашки ничего так гладили и в химчистке, и шампунь он уж точно мог купить себе самостоятельно. Но было вот так, и он на это смотрел, на то, как легко можно получить на ужин какую-нибудь пасту, если только мечтательно вздохнуть, что ему бы хотелось вот этого.

Ну, да, рестораны работали, и по-прежнему была не проблема заказать от них доставку, но сакральный смысл в том, чтобы получить желаемое именно от Соболевской — все-таки был.

И ведь заморачивалась же, заноза, отрывалась от мольбертика на пару часов раньше, возилась с этой чертовой пастой, ездила хрен пойми куда за шампунем — это была, между прочим, финская марка, и в “Пятерочке” её было точно не купить.

Как не кстати лезла в голову Ольга. С ней — так не работало, не было у неё такого задвига на том, чтобы его порадовать.

Деньги есть? Значит, пыль уберет домработница, а поужинать можно и в ресторане. Из всех проблем — только какое бы платье выбрать покрасивее.

А потом вскрылось, что просто радовать именно Давида Ольге и не хотелось. Когда вскрылось — это у них стало взаимно. А Надя делала это просто так. Сама. И после этого Давид слушал это её “мы только трахаемся” и с трудом не подпирал голову ладонью. Да-да, точно, богиня, позаливай еще.

И идиоту было ясно, что кто-то очень боялся довериться. Давиду. И честно говоря, не зря боялся ведь. Сейчас, после Надиной исповеди, все эти мелочи кажутся полученными незаслуженно. По одной простой причине. Надя-то Давиду доверилась, душу вон подставила со всеми своими больными местами. А у Давида по-прежнему есть невеста в Америке. Никуда он её не дел.

Давид откладывает отвертку и поворачивается к Наде. Она выглядит растрепанной — нет, не внешне, внешне не придерешься, все та же ведьма, которая даже с утра, нерасчесанная и ненакрашенная выглядит сексуальней Веры Брежневой. Но глаза красные, виноватые, и на мокром месте.

И вправду, на кой черт она ему? Вот она-то?

— Бросишь меня? — а глаза как у раненой лани, глядящей в глаза охотнику.

Он ведь не заслужил этого взгляда. Ни черта не заслужил, ни её оправданий, ни извинений даже.

Да — она обвинила его неправильно, не в том. Но это совсем не значит, что обвинять Давида не в чем.

— Поехали домой, — отстраненно выдыхает Давид, — тем более, Лису уже пора забирать, да?

Надя бросает взгляд на часики на своем запястье и торопливо кивает. У неё по-прежнему виноватые глаза. Встревоженные. Паникующие. И только даже потому, что он заканчивает этот разговор на такой ноте, можно сказать, что пороли Давида в детстве мало. Вот только продолжаться именно так, как оно есть сейчас, уже не может. И продолжать пользоваться Надей — Давид тоже не должен



Что ему точно по силам — определиться уже наконец, с тем, что необходимо, а что нет.