Не ссорьтесь, девочки! - Ануш Варданян Страница 57

Обломова не слушает. Ее интересует только карьера.

— Десять эфиров в сутки. Рекорд! Запустили в ротацию.

Юля вежливо соглашается:

— Хорошая песня.

— Хорошая? Гениальная!

Юле нравится. Гениально — это, пожалуй, сильно сказано, но весьма неплохо. Обломова внимательно глядит на нее и снова отпивает из плоской бутылки.

— Это у меня была песня такая — стеб на русский шансон. А директриса моя бывшая говорит, мол, спой в полтора раза быстрее, я спела — получилась вот такая шуточка. Как тебе?

— Нормально. Мне вообще-то нравится твоя музыка. Моя подруга Соня, правда, считает, что это для пэтэушников…

Обломова делает хороший глоток виски:

— Ха!

— Вот и я говорю — «ха»! А моя подруга Нонна говорит, что это городской романс.

— Ха! — и снова глоток виски.

— А мне все равно. Мне нравится.

— Ха! Все это рок-н-ролл!

— Просто песни.

Обломова приподнимается на локте:

— Не просто! Это «просто» стоило двадцать тысяч долларов и номинировано на фестивале «Прорыв года».

— Лежи, не прыгай. Ни черта не понимаю про эти ваши номинации и ротации. Я, знаешь ли, как человек, делающий татуировки известным рок-музыкантам, могу только сказать: нравится — не нравится.

Юля любуется рисунком, получающимся на животе звезды.

— А знаешь, как называется еще репейник?

— Чертополох!

— Не-а… Подарок девы Марии… Очень полезное растение…

Рисунок закончен, и Юля выбирает инструмент для нанесения татуировки.

— Все, приступаю к экзекуции. Готова?

Обломова делает еще один внушительный глоток виски и складывает руки на груди, будто собралась помирать.

— Готова.

Юля включает «бормашину» и касается живота рок-звезды. Тереза морщится от прикосновений инструмента:

— Хорош подарочек Девы…

— Терпи и не богохульствуй. Вообще-то не должно быть больно, я анестезию делала. Чем-то на тебя похож чертополох… Лохматый такой же…

Звенит дверной колокольчик, и в салон врывается примадонна балета Елизавета Александрова. Здрасьте, давно не виделись.

— Юлечка, му, му, му… — она имитирует поцелуи. — Спасибо, спасибо, спасибо. Я к вам с благодарностями за прекрасное оригинальное платье.

Она вертится перед Юлей, совершенно не замечая, что другая звезда лежит распластанная на столе. Просто Александрова не знает других звезд.

— Я имела большой успех! Платье имело бешеный успех!

Юля застыла с инструментом в руках.

— Я так рада за вас, честно. У меня вот клиентка… Видите?

В руках балерины быстро, как деньги в банкомате, мелькают фотографии с презентации, где Александрова блистала в платье Юли.

— А эта молодая мерзавка была просто повержена!

— Лисицына?

Александрова кивает.

— Просто повержена. И хорошо, что я вас, Юлечка, послушалась и прикрепила к волосам живые цветы. Вы очень талантливая барышня.

Обломова только успевает вертеть головой, смотря то на одну то на другую и явно ничего не понимая. Она снова отпивает из фляжки, а Юля пытается вставить хоть слово:

— Простите, Елизавета…

— Просто Лиза! — великодушно позволяет балерина.

— Лиза. Ладно, Лиза. А мой гонорар вы?..

«Просто Лиза» кивает. И кивок похож на поклон. Что-то вроде «я выполнил ваше поручение, честь имею». Обстоятельно докладывает, как перед налоговой инспекцией:

— Деньги за платье передала в кассу дома «Воропаев». Все, как мы договаривались с вашей Евгенией.

— Черт!

Лиза заволновалась:

— Что-то не так?

А талантливая «портниха» уже улыбается, справившись с разочарованием:

— Да нет, что вы… Все так. Все так. Я не предупредила вас просто. Ушла я от Воропаева, не работаю больше на него и на эту его Овчарку.

Александрова даже присела на краешек стула, заваленного Юлиными эскизами и книгами по орнаменту.

— Юля! — запричитала она по-бабьи. — Я ж не знала.

— Да ладно. Это вы меня простите, Лиза. Не предупредила. Извините. Мне надо работать. У меня клиентка вот. У нее брюхо под анестезией.

Обломова подозрительно смотрит на свой живот.

— Ну, слушайте, я как-то хочу искупить. Нельзя же так оставлять.

Балерина вскакивает со стула — как видно, она не может долго оставаться в бездействии.

— Я к Женьке этой схожу, деньги отберу.

— Не выйдет. Овчарка она и есть Овчарка: вцепится — не отдаст. Это она на вид левретка, а характер — кремень. Да ладно. Значит, момент такой настал. Ну, придется пока «сосать лапу».

— Ну, бывают всякие, конечно, периоды. Но как-то нехорошо получилось. По моей, получается, вине. Хотя в ваше будущее я верю абсолютно. Вы талантливая, а значит, прорветесь!

— Вы действительно так думаете?

— Да. Совершенно серьезно.

— Значит, я могу вас попросить?..

— О чем угодно, в пределах, конечно, допустимого, — балерина смеется заливисто и молодо. — Если вы скажете: «Александрова, съешь свои пуанты», я вряд ли смогу это сделать…

— Нет, пуанты не надо. Просто не забывайте обо мне. Я имею в виду, мои таланты. Я для вас еще кое-что придумала.

— Юля, конечно! Мы же договаривались, что вы мне шьете несколько платьев. Обязательно, Юля, обязательно.

— Только помните, что я больше не работаю на Воропаева, и деньги в кассу мне, а не ему.

— Обещаю.

— И еще одна дружеская услуга…

Елизавета Александрова поднимает бровь. К ней часто обращаются с просьбами, и она этого не терпит. А Юля собирает волю в кулак, чтобы произнести просительные слова. Вдыхает и выпаливает, зажмурив глаза:

— Не могли бы вы рекомендовать меня нескольким своим приятельницам? У вас же есть, наверное, знакомые?

Лиза облегченно вздыхает.

— Господи, конечно, я о вас расскажу. Уже многие заинтересовались. Не всем, конечно, пойдет ваш стиль, но они-то об этом не знают. Они будут только счастливы.

— Ну, про «счастливы» я не уверена, но точно не пожалеют.

— Юля, держитесь.

— Но пасаран.

Она вскидывает кулак в приветствии испанских коммунистов. Балерина уходит. Юля роняет руки на живот Обломовой.

— А! — кричит рок-звезда.