Шелковые узы - Лиз Тренау Страница 57

– Это собор Святого Павла. Мы сможем потом там помолиться.

Отдав шесть пенсов за вход, они пошли вслед за толстым краснолицым тюремщиком по коридору к камерам. Вонь и шум были невыносимы. Месье Лаваль протянул Анри платок.

– Зажми нос, парень, – сказал он. – Здесь можно легко подцепить какую-нибудь заразу.

Тюремщик отпер тяжелую металлическую дверь и провел их в камеру. Это было большое каменное помещение. Свет в него проникал через два маленьких зарешеченных окошка высоко под потолком. Поначалу глаз ничего не различал в полумраке, но по мере того как их зрение начало привыкать к плохому освещению, они поняли, что в камере находится несколько десятков человек, прикованных цепями к стенам. Большинство узников были полностью обнажены, тела покрывала лишь их собственная грязь. Все выглядели одинаково отчаявшимися и голодными. Они гремели цепями и просили дать им еды, воды, табака и джина. Пройдя немного вперед, старик и юноша обнаружили Ги, лежавшего на грязном полу.

Анри потряс его за плечо.

– Это я и месье Лаваль. Мы пришли помочь тебе.

Повернув голову, Ги посмотрел на друга.

– Оставьте меня, – простонал он. – Тут уже ничего не поделаешь.

– Мы принесли еду.

Вид свертка, который месье Лаваль достал из-за пазухи, заставил всех узников податься вперед. Они начали громко кричать и греметь цепями. Ги схватил сверток, разорвал его и начал быстро запихивать хлеб с сыром в рот. Когда он проглотил последний кусок и убедился, что крошек тоже не осталось, то выхватил из руки Анри бутылку с портером, зубами сорвал крышку и выпил содержимое в четыре глотка, тяжело дыша после каждого из них. Ги закончил трапезу, громко рыгнув, чем вызвал одобрительный гул сокамерников.

– Где твоя одежда? – спросил месье Лаваль.

– Если ты не можешь заплатить, когда попадаешь сюда, они забирают твое шмотье в счет оплаты, – ответил Ги, повалившись на пол. – Они стервятники. Коль не в состоянии платить, не получишь ни еды, ни воды, ничего. Но кому какое дело? Я все равно умру, здесь или на виселице.

– Мы принесли деньги, чтобы тебя выпустили под залог. Ты сможешь выйти отсюда завтра.

Ги покачал головой.

– Моя мать уже предлагала деньги. Они не взяли.

– Мы хотя бы попробуем. В чем тебя обвиняют?

– В организации беспорядков, краже, нанесении ущерба собственности, соучастии в убийстве. На меня повесили все грехи, которые только есть на свете.

– Разве среди твоих дружков нет никого, кто мог бы дать показания в твою пользу?

– У нас каждый сам за себя. Да и кому нужен нищий француз?

На лице Ги отразилось такое страдание, что Анри понял: ему никогда не удастся забыть это.

– Спасибо за то, что пришли и принесли еду, друзья, – наконец сказал Ги. – Простите, что наговорил вам ерунды. Я был дураком и, как глупец, заслуживаю смерти. Позаботьтесь ради меня о моей матери.

Сказав это, он опустился на пол и свернулся калачиком, прижавшись лбом к коленям и прикрыв лицо рукой. Месье Лаваль двинулся к двери, но Анри не смог сойти с места.

– Мы вытащим тебя отсюда, я обещаю, – прошептал он.

* * *

Мужчины молча прошли по мрачным коридорам и спросили у ворот, с кем они могут встретиться по поводу залога. Им сказали, что для этого нужно поговорить с судьей, но его сейчас нет. Когда они начали настаивать, отказываясь уйти, пока им не дадут поговорить с кем-нибудь, обоих провели в кабинет, где на столах были навалены кучи бумаг и папок, и велели ждать.

Прошло полчаса, потом еще столько же, но никто не приходил. Наконец из-за двери высунулся клерк с бледным лицом. Явно удивившись, он спросил, что они там делают и кого ждут.

Прошло еще двадцать минут, прежде чем он вернулся с новостями.

– За Ги Леметра залога нет, – сказал он. – Судья его отклонил.

– Но мы ведь можем написать апелляцию? – спросил месье Лаваль.

Мужчина пожал плечами.

– Я тут помочь не в силах, – ответил он. – Это решение суда.

* * *

Когда они вышли из ворот тюрьмы и вдохнули полной грудью чистый воздух, солнечный свет и беззаботные трели птиц в кронах деревьев, казалось, насмехались над ними. Они двинулись в обратный путь по Ньюгейт-Стрит, погруженные в свои мысли. Как и было уговорено ранее, старик и юноша поднялись по величественным ступеням собора, миновали портики и вошли через высокие деревянные двери в огромный зал, погруженный в тишину.

Месье Лаваль двинулся к ближайшей скамье и, встав на колени, склонил голову в молитве. Анри застыл на месте, едва дыша. Он залюбовался красотой внутреннего пространства собора, затейливой резьбой на мраморных стенах и квадратных колоннах, вздымающихся на огромную высоту и подпирающих многочисленные арки, расписанные библейскими сценами в красках всех цветов радуги.

Красота этого места заставила Анри заплакать. Он почувствовал легкое головокружение, словно попал в какой-то параллельный мир. И тут юноша услышал собственный голос, который эхом отразился в огромном пустом зале.

– Pour l’amour du ciel, je vous en prie, sauvez mon ami! ^[44]

Месье Лаваль обнял его за плечи и прошептал:

– Тише, тише, парень, пойдем со мной.

Старик вывел его наружу и посадил на лавку, освещенную ярким солнцем. Сев рядом, месье Лаваль решил подождать, пока Анри успокоится.

* * *

После посещения тюрьмы у Анри осталось затаенное чувство гнева. Он уже давно потерял веру в Бога, но теперь начал молиться каждую ночь. Хотя это были скорее не молитвы, а яростные протесты против несправедливости, царившей в мире, и жестокости наказания, которое постигло невиновного молодого человека. Единственной ошибкой Ги было то, что он пытался сделать мир более справедливым. Возможно, он действовал сгоряча и недостаточно обдумав свои поступки, но его мотивы были чисты. Почему же Господь так ужасно обошелся с ним?

Месье Лаваль пытался убедить Анри, что негласно делается все возможное для освобождения Ги. Французская церковь организовала регулярные передачи еды и воды для Ги. Также в суд начали писать письма, предлагая значительно бо́льшую сумму залога, чем мог дать месье Лаваль.

Анри и месье Лаваль попытались узнать подробности у работников, участвовавших в протестах в ту ночь, но никто не признавался, что видел что-то, когда угрожали жене ткача. Большинство этих людей боялись тоже угодить за решетку, потому и отрицали всякую причастность к данному делу.

В конце концов нашелся один ирландец, утверждавший, что Ги к этой истории не имеет никакого отношения, поскольку он лично видел его в «Дельфине» в то время, когда происходили беспорядки. Ирландец даже согласился дать показания в пользу Ги, но, когда месье Лаваль привел адвоката, чтобы поговорить с ним, он исчез, прихватив с собой жену и детей, и больше его никогда не видели.