One for My Baby, или За мою любимую - Тони Парсонс Страница 57

— Ослабьте здесь! — ворчали они на портного, господина By. — Сун и-диен!

Вот и Джордж сейчас хочет, чтобы я научился по-настоящему расслабляться. Он считает, что я слишком уж стараюсь повторять за ним все движения, а потому могу где-то и переусердствовать. В общем, он прав. Я и сам чувствую, что всегда напряжен во время занятий тайчи. Мне кажется, что, выполняя упражнения, я занимаюсь исключительно физическим трудом, забывая о ментальном аспекте этого искусства. А вот у Джорджа все получается по-другому. У него все выходит так же легко и просто, как в песнях Синатры. Он словно сам излучает энергию, не прилагая к этому никаких усилий. Получается так, что выполнение упражнений тайчи является для него самым естественным времяпрепровождением.

— Сун и-диен! — повторяет он. — Это очень важно в то время, когда мы с тобой играем в тайчи.

Играем в тайчи? Нет, он явно что-то перепутал и, наверное, хотел сказать «изучаем» или «практикуем» тайчи. Но уж никак не «играем».

Но хотя у Джорджа очень сильный кантонский акцент, он неплохо владеет английским языком. У него нет тех проблем, в результате которых перегружается речь его супруги. Иногда, разумеется, он путается в грамматике: забывает поставить глагол в нужной временной форме или затеряет артикль. Но мне легко понять его. Вот почему сейчас я удивился, когда услышал, что он выбрал именно глагол «играть».

— Вы ведь не хотели сказать, что мы с вами «играем» в тайчи, так ведь, Джордж? Если не ошибаюсь, вы имели в виду «изучаем» тайчи.

Он внимательно смотрит на меня.

— Нет. Именно так, как я сказал. Мы играем в тайчи. И так будет всегда. Тайчи — это же не гимнастический зал для накачки мышц. Нам не приходится потеть и мучиться, чтобы достичь результатов. И никто не требует, чтобы ты изматывал себя до предела. Вот когда ты это поймешь, тогда начнешь обучаться. Тогда у тебя получится сун и-диен. Почему западным людям постоянно требуется жить в напряжении? Хорошо. Хватит об этом, попробуй еще раз.

Я подчиняюсь.

Я ставлю ноги на ширине плеч, чтобы принять позу всадника без лошади. Я чуть сгибаю колени, следя за тем, чтобы они не выступали вперед дальше линии пальцев ног. Шея прямая, несмотря на это ее мышцы полностью расслаблены. Подбородок чуточку опущен. Спина тоже прямая, растянутая, но при этом я не принимаю стойку «смирно». Ягодицы подобраны. Я пытаюсь сделать свое дыхание глубоким, но не напряженным. Расслабляю запястья. Потом как бы сосредотачиваюсь на суставах, одновременно стараясь прочувствовать свой дан тиен, то есть энергетический центр. Я уже знаю, что он расположен на два дюйма ниже пупка и на два дюйма внутрь моего тела.

Но на игру это совсем не похоже.

— Ты помнишь, как некоторые говорят, что для достижения успеха с тебя должно сойти семь потов.

— Конечно.

— Забудь. Это чепуха.

_____

— Я не очень рано? — интересуется Джеки Дэй. — Если рано, то я могу…

— Все в порядке, — успокаиваю я. — Проходи.

Она заходит в мою новую квартиру и удивленно осматривает многочисленные нераспакованные коробки с вещами.

Наконец-то я нашел себе подходящее жилье. Однокомнатная квартира в доме, выстроенном в викторианском стиле. Здесь живет множество студентов-музыкантов, отовсюду несется музыка. Они постоянно репетируют: кто на скрипке, кто на виолончели. Но поскольку у них отлично получается, эти звуки успокаивают, а не раздражают. Мне нравится это местечко. Но так как бабушку положили в больницу на обследование, а в школе Черчилля начался очередной семестр, мне пока не хватило времени, чтобы распаковать вещи. Ну, если не считать самого необходимого. А это фотографии Роуз. Несколько классических записей с песнями Синатры. И конечно, электрический чайник.

Я захожу в крохотную кухню, чтобы приготовить чашечку растворимого кофе, а Джеки в это время пытается найти в комнате место, куда она могла бы присесть.

— Мне нравится такая старомодная музыка, — заявляет она. (В это время Фрэнк допел «Окутай свои тревоги мечтами» и перешел к бессмертной вещи «Шансы на любовь».) — А что это за диск играет?

— «Танцуй легкий свинг», — отвечаю я. — Но в этом сборнике есть все вещи со старой виниловой пластинки плюс еще несколько композиций. — Я прислушиваюсь к такому знакомому голосу певца и признаюсь: — Мне тоже очень нравится. Кстати, это одна из моих любимых песен.

— А поет кто? Гарри Конник-младший?

Чайник едва не падает у меня из рук.

— Гарри Конник-младший? Неужели так похоже на Гарри Конника-младшего? Это же Синатра. Фрэнк Синатра!

— Да? А немножко напоминает Гарри Конника-младшего. Тебе так не кажется?

Я ничего ей не отвечаю. Когда я возвращаюсь с кухни, Джеки рассматривает фотографии Роуз.

На одной изображена Роуз на катере, принадлежавшем ее фирме в Гонконге. На другой — она в день нашей свадьбы. Еще есть снимок, где Роуз запечатлена на вершине Виктории в день передачи Китаю земель Гонконга.

И наконец, моя любимая фотография — ее увеличенный снимок из паспорта. Роуз смотрит непосредственно в объектив, невероятно молодая, серьезная и удивительно красивая. Волосы здесь у нее длиннее, чем я видел их в реальной жизни, хотя она фотографировалась на паспорт как раз незадолго до нашей первой встречи.

Я всегда искренне считал, что Роуз — единственная, кто отлично выглядит на фотографии в паспорте.

— Это твоя подружка? — интересуется Джеки Дэй и чуть заметно улыбается. — Но в доме у твоих родителей я видела не ее.

Мне требуется напрячь память, чтобы вспомнить, о ком она говорит. Ах да, конечно же, о Ванессе.

— Там была просто знакомая. А это моя жена. Ее зовут Роуз.

— Ах, вот оно что…

Я почти ощущаю, что происходит в ее голове. И в этот момент думаю: «Почему я всякий раз должен поддерживать вот такую беседу? Неужели меня никогда не оставят в покое?»

— Вы разведены?

— Моя жена умерла, — поясняю я и, отобрав фотографию, даю ей взамен чашку растворимого кофе, после чего аккуратно ставлю снимок на прежнее место. — Мы были дайверами. Произошел несчастный случай. Она погибла.

— Драйверами? А что это?

— Дайверами. Увлекались подводным плаванием с аквалангами. Когда жили в Гонконге.

— Боже мой, какое несчастье! — вздыхает Джеки, глядя на фото Роуз. — Как же мне ее жаль… И тебя тоже.

— Благодарю за сострадание.

— Ты, наверное, очень переживал? — Она переводит взгляд с одной фотографии на другую. На лице Джеки отражается искренняя боль и сочувствие. — Сколько ей было лет? Сколько лет исполнилось твоей Роуз?

— Двадцать шесть. Почти двадцать семь.

— Бедненький! И она тоже бедняжка. Несчастная девочка. Как же мне ее жаль!

В глазах Джеки блестят слезы, а я смотрю на нее и понимаю, что не испытываю никакой благодарности за ее соболезнование. Очень трудно всерьез принимать ее слова, когда я вижу, что под кожаным пальто она разодета так, словно собирается в какой-то дешевый ресторан с намерением подцепить очередного ухажера. На ней надета легкомысленная футболка и коротенькая светлая юбчонка. Как всегда, Джеки обута в полусапожки на высоких шпильках, которые оставляют в деревянном полу крошечные вмятинки. На секунду я даже забываю, зачем мы здесь находимся. Ах да, конечно!..