Тайные страсти принцессы Джеллы - Ксавье Монтепен Страница 57

Эдуард бросился в объятия Джорджа, которого узнали, несмотря на его костюм и грим.

Пока Эдуард душил его в объятиях, молодые девушки молились, говоря:

— Слава Богу, он спасен!

Стоп, радуясь случившемуся, смеялся и плакал одновременно.

— Ах, мой дорогой хозяин, — говорил он с комическим умилением, — я в восторге! У меня льются слезы! Я плачу как сумасшедший, но это от радости, только от радости. Мне хочется в одно и то же время и плакать и плясать! Черт побери, я с охотой пошел бы вприсядку!

И, находя, вероятно, что лучшего повода привести эту мысль в исполнение никогда не представится, Стоп на самом деле начал отплясывать с большой неуклюжестью.

Доктор Дьедоннэ, вооружась лорнетом, подошел к Джорджу и с большим вниманием осмотрел его, подобно тому как ученый всматривается в редкого субъекта, предназначенного для изучения.

— Действительно, — сказал он после безмолвного и пристального созерцания, — это сэр Джордж и, надо добавить, живой, по крайней мере на вид.

— Не только на вид, любезный доктор, — ответил Джордж.

— Вы уверены?

Сомнение доктора Джорджу показалось таким смешным, что он, несмотря на печальные обстоятельства, не мог не улыбнуться.

— Обыкновенно, — продолжал Дьедоннэ, — я пользуюсь своим способом, чтобы установить это. Дайте мне вашу руку.

— Извольте, доктор.

Дьедоннэ приложил два пальца к руке Джорджа, прощупал пульс и сосчитал удары, глядя на часы.

— Ну и как дела, доктор? — спросил Джордж. — Что я должен о себе думать?

— Жизнь в субъекте несомненна, — прошептал доктор, как бы говоря сам с собой. — Девяносто шесть ударов в минуту.

— О, слишком много, но, думаю, в этом виновато возбуждение от радости встречи. Надеюсь, вы не сомневаетесь, что я невиновен?

— Сомневаться в том, что вы невиновны? — воскликнул доктор. — Да я скорее усомнился бы в себе!

— Благодарю вас, друзья мои, благодарю!

— Кто же осмелится обвинить вас? — спросила Мария.

— Тому, кто это сделал, Мария, нужна моя смерть, и без Казиля, который сначала дал показания в пользу этих ужасных людей, а потом оказал мне помощь, вы больше меня не увидели бы… Он сунул мне в руку кинжал в тот момент, когда положение было безвыходным. Только с его помощью я смог заставить убийц отступить и бросился в реку. В меня стреляли, но не попали, и если я жив, то можно считать это чудом.

Смертельно бледные Мария и Эва слушали Джорджа с жадным любопытством.

— Я уже считал себя погибшим и, прошептав имя Марии и брата, бросился вниз головой, вручая свою душу Богу. Пуля просвистела у самого уха и даже слегка задела волосы. Долго я плыл под водой, всплывая на поверхность только тогда, когда необходимо было перевести дух. Затем я нырял снова, и меня уносило течением. Так я плыл до наступления темноты. Силы были на исходе. Окоченевшие руки и ноги отказывались повиноваться, и мне пришлось выйти на берег. В лодке, привязанной около одной хижины, я нашел одежду лодочника, которой и воспользовался, оставив взамен две золотые монеты. Затем, измазавшись илом, я вернулся в Бенарес.

— Поблагодарим Бога за твое возвращение, — сказал Эдуард.

— Как вы намерены, сэр Джордж, теперь поступить? — спросил Дьедоннэ.

— Надо распустить слух о моей смерти, а я уйду из дома.

Мария протянула к нему руки:

— Вы хотите уйти?

— Это необходимо, моя дорогая, я возвратился только для того, чтобы успокоить вас, взять оружие и денег. Спасение зависит от сохранения тайны, что я жив. Оплакивайте меня как можно громче. За вами будут следить, и эти слезы обманут шпионов. Джона Малькольма нет в живых, и тайны этой страны будет стараться раскрыть другой человек, посторонний, неизвестный, который не успокоится до тех пор, пока его убийцы не будут обнаружены, пока не удастся схватить преступников.

— Будь уверен, брат, — сказал Эдуард, — твое желание будет выполнено в точности. Хорошо, что тебя здесь не видела ни одна душа.

— Мы назначим большое вознаграждение тому, кто сообщит о вас какие-либо сведения, — прибавил доктор.

— Ваше имя будет произноситься нами только в молитвах, — тихо проговорила Мария, а затем добавила: — Но молиться мы будем беспрестанно.