У любви нет голоса, или Охота на Лизу - Алиса Корсак Страница 57

Во дела! Макс поднял турку, аккуратно поставил на стол. Мележ покончил с собой! Или с ним покончили?

Пронзительно зазвонил телефон, Макс поднес трубку к уху, услышал стариковский кашель.

– Проснулся? – спросил дядя Федя, откашлявшись.

– Угу, там Мележ…

– Да в курсе я, в курсе, – дядя Федя не дал ему договорить.

– А он правда – того?

– Правда, ушел, гаденыш, от правосудия. Я, вообще-то, не затем звоню. Показания нужны: твои и твоей Лизаветы.

– Так ведь Мележ застрелился.

– Мележ застрелился, а остальные живехоньки, – проворчал дядя Федя.

– Лиза еще в больнице.

– Ничего страшного, следователь подъедет в больницу.

– А у меня работа, – после того, как все закончилось, давать свидетельские показания ему расхотелось.

– Отпросись, или мы пришлем на твою работу повестку.

Макс представил, как весь его дружный коллектив изучает повестку из прокуратуры, и торопливо сказал:

– Не нужно повестку, я отпрошусь.

– Хорошо, – дядя Федя немного помолчал, а потом сказал: – В особняке, о котором твоя Лизавета рассказывала, вчера провели обыск. Нашли документы. Ее паспорт в том числе. Подойдешь ко мне, я отдам. Как родители?

– Хорошо, – Макс потрогал оттопыренное ухо. – Мы с Анютой решили им вообще ничего не рассказывать.

– А вот это верно, – одобрил дядя Федя. – Незачем их беспокоить. Анюта-то как?

– Нормально, Вовка вчера ее домой забрал.

– Люблю, когда все хорошо, – сказал дядя Федя, – но про показания все ж таки не забывай.

Они поговорили еще минуту-другую, обсудили время и место встречи и распрощались.

Макс немного подумал, набрал домашний номер своего шефа. Из-за того, что на часах было всего лишь половина седьмого, он не беспокоился – главный редактор «Хозяина жизни» был пташкой ранней, половина седьмого для него глубокий полдень.

Разговор с начальством получился коротким, но содержательным. Макс, не вдаваясь в подробности, описал сложившуюся ситуацию, получил от шефа виртуальные оплеухи и отеческое благословение с разрешением не появляться на работе целых два дня. Макс высочайшее дозволение воспринял с радостью – кому захочется расхаживать по редакции с оттопыренным ухом? Народ засмеет.

Встреча со следователем была назначена на половину одиннадцатого утра. Макс решил, что до этого времени он успеет навестить Лизавету. Только перед больницей надо будет заскочить в магазин, прикупить болезной гостинцев. Что там положено есть раненым? В голову ничего путного не шло, кроме банальных фруктов. Макс решил, что сориентируется на месте.

Оказалось, что за последний месяц он не только ко многому привык, но и от многого отвык. В частности от магазинов. С фруктами он разобрался быстро: взял по чуть-чуть всего, что было на прилавке. Учитывая далеко не бедный ассортимент, получилось внушительно.

Когда дело дошло до соков, Макс растерялся – гастрономических пристрастий Лизаветы он не знал. Да и недосуг ему было интересоваться, что любит его домработница. Кофе любит – это сто процентов, но вряд ли в нынешнем состоянии ей можно кофе. Макс немного подумал и решил исходить из соображений целесообразности. Лизавета ранена, значит, потеряла какое-то количество крови, значит, у нее теперь низкий гемоглобин и его нужно поднимать. Из компетентного источника в лице мамы Макс знал, что гемоглобин хорошо поднимать гранатовым соком, вот его-то он и прикупил.

Уже на подступах к кассе взгляд зацепился за стеллаж с конфетами, Макс бросил в корзинку коробку шоколадных конфет. Шоколад, как и кофе, Лизавета тоже любила.

Загружая покупки на заднее сиденье своей пережившей боевое крещение машины, Макс с удивлением подумал, что наборчик сильно смахивает на стандартный набор для любовного свидания, не хватало только бутылки шампанского. Эта мысль его развеселила. По контрасту со вчерашней безысходностью сегодняшнее его настроение было просто замечательным. Макс уселся за руль, сунул руку в карман, проверил, на месте ли Дракон. Дракон вел себя смирно, удрать не пытался, словно чувствовал, к кому его везут.

…Он чуть ее не упустил: мазнул взглядом по знакомой белой куртке, проехал еще метров десять, а потом ударил по тормозам.

Лизавета стояла на автобусной остановке, зябко ежась под порывами ветра. Что она, черт возьми, делает на остановке?! Она сейчас должна быть под присмотром врачей, принимать процедуры, восстанавливать силы, а не шляться по городу с простреленной рукой. Похоже, эта негодница решила удрать! Интересно, только из больницы или от него тоже? Что-то ему подсказывало, что побег намечался широкомасштабный…

Она бы и сбежала, если бы не ее приметная белая куртка. Ишь, даже рукав от крови отстирала. Значит, готовилась, паршивка! А ему, своему спасителю и благодетелю, решила ничего не сообщать, даже попрощаться не соизволила. Макс заглушил мотор, вышел из машины.

Вообще-то, гневался он крайне редко. Злиться злился, а вот гневаться… То чувство, которое гнало его к автобусной остановке, не было на сто процентов гневом. Это была гремучая смесь из злости, зубовного скрежета и обиды. Как она посмела поступить с ним так… по-скотски?!

Его появление вызвало должный эффект: Лизавета испуганно попятилась, наверное, собиралась спасаться бегством. Она бы и побежала – Макс ни секунды в этом не сомневался, – дала бы стрекача, если бы он не поймал ее за рукав.

– Далеко собралась?! – заорал он.

Стоявшие на остановке люди все как один посмотрели в их сторону, но никто не попытался вмешаться.

– Пойдем, – Макс подтащил вяло сопротивлявшуюся Лизавету к машине, втолкнул в салон.

Она тихо вскрикнула, схватилась за плечо. Черт, он совсем забыл о ее ранении. А ей было больно: кожа посерела, на лбу выступили бисеринки пота. Это как-то сразу его отрезвило и успокоило. Конечно, Лизавета поступила неблагодарно, когда решила сбежать по-английски, но и он повел себя не как джентльмен.

– Больно? – Он погладил ее по сжатой в кулак ладошке.

– Уже проходит.

– Прости, я забыл, что ты ра… – Он осекся, недоверчиво улыбнулся. – Лизавета, ты разговариваешь?!

Она тоже улыбнулась, только смущенно, кивнула.

– Лиза, скажи: «Да, я разговариваю».

– Да, я разговариваю, – ее улыбка стала шире, лицо порозовело, крапчато-каштановые глаза засияли.

У нее был красивый, глубокий голос. Он почему-то именно так себе и представлял ее голос. Это хорошо, что она наконец заговорила, но это никак не оправдывает ее выходку.

– Поехали, – Макс включил зажигание.

– Куда? – Улыбка поблекла, в голосе прибавилось хрипотцы.

– В больницу, тут недалеко. Поговорим спокойно в твоей палате, без свидетелей.