Любовный поединок - Джиллиан Стоун Страница 57

— Много лет назад Цитадель отремонтировали и устроили в ней тюрьму для политических заключенных, месье, — сказал Робидо и назвал имена тех людей, которых бросили за решетку по недоразумению или наветам.

Финн залпом допил свой коньяк.

— Еще одной серьезной проблемой, — промолвил он, — является содержание под стражей анонимных заключенных. Как правило, их бросают в тюрьму без суда и следствия. Нет ни документов, ни отчетов, ни рапортов, где бы они были упомянуты. Я не сторонник идеи заговора сильных мира сего, но…

В это время в дверь постучали, и слуги внесли ужин. Лицо Сильвена просияло.

— Устрицы, жареный цыпленок и яблочный пирог, — по-французски доложил один из слуг.

В гостиную вышла Кейт с новой замысловатой прической — ее черные волосы были зачесаны наверх и собраны в элегантный узел на макушке. Она сняла крышки с блюд и улыбнулась.

— Прекрасное меню.

Финн встал и выдвинул для нее стул.

— Какой прелестный пучок, мадемуазель, — похвалил Робидо и, оторвав ножку цыпленка, помахал ею на прощание.

— Вы уже уходите? — спросил Финн.

— Мне нужно вернуться в Ла-Флот, вымыть фонарь, зажечь его и завести часовой механизм. — Он впился зубами в ножку с хрустящей корочкой и стал жевать куриное мясо. — О, какая вкуснятина! Я оставляю вас наедине, чтобы вы спокойно поели, оделись и поехали на прием к Моро. Приятного вечера, друзья мои!

Робидо поклонился и вышел из комнаты.

Финн разрезал цыпленка, а Кейт разложила устрицы по тарелкам. После ухода смотрителя маяка, который болтал почти без умолку, в комнате установилась непривычная тишина. Кейт вновь почувствовала, как в ее крови зажигается огонь страсти. Ее неудержимо влекло к сидевшему напротив мужчине. Он был авантюристом, искателем приключений, но этим его характер не исчерпывался. Финеас Ганн умел заставить Кейт залиться краской до корней волос. Но больше всего она ценила в нем проявление заботы. Финн бережно относился к ней и всегда был готов встать на ее защиту.

Финн любовался ярким румянцем, выступившим на щеках Кейт.

— У тебя очень красивая прическа. Прости, что я недавно сказал какую-то глупость по поводу твоих волос. Если хочешь, можешь проткнуть меня за это вилкой.

— Я никогда не обижаюсь на ворчунов, — сказала Кейт, подцепив на вилку кусочек моркови. — Мой дядя и мой испанский дедушка были заядлыми ворчунами. Я мирилась с этим долгие годы. Можешь ворчать, сколько душе твоей угодно, на меня это не действует.

— А что ты скажешь о нашем смотрителе маяка? — спросил Финн, накладывая на тарелку жареные овощи. — Если интуиция меня не обманывает, за маской шута скрывается совершенно другой Сильвен Робидо.

— И этот другой Сильвен скорее враг, чем друг?

— Пока не знаю точно. — Финн полил овощи соусом. — Он свободно передвигается по городу, имеет большие связи. Знаешь, Робидо производит впечатление человека, который служит и вашим, и нашим.

— В этом нет ничего удивительно, ведь его рекомендовал нам Де Рике.

Финн кивнул.

— Мы слишком зависим от Сильвена.

— Ты считаешь, что он манипулирует нами? И что же, по-твоему, нам теперь делать?

— Ничего, продолжать ужинать.

Финн откупорил бутылку золотистого фруктового вина, вкус которого прекрасно сочетался со вкусом яблочного пирога. После ужина они пересели с бутылкой недопитого вина и бокалами на диван. Сделав глоток, Финн достал карманные часы и взглянул на них.

— Нашу одежду должны доставить с минуты на минуту. Ты не возражаешь, если я обниму тебя?

Кейт улыбнулась и прильнула к его плечу.

— Расскажи мне о войне.

— О, моя дорогая Кейт, война — это жестокое, грязное дело. В убийстве себе подобных нет никакого благородства. И ты начинаешь осознавать весь ужас происходящего лишь тогда, когда оказываешься в окружении павших товарищей, — мертвых или раненых, кричащих от боли. Ты сидишь в кустах, а невидимый противник стреляет по тебе из сотен укрытий.

Кейт прижалась щекой к груди Финна.

— У тебя учащенно бьется сердце. Леди Леннокс говорила мне, что у тебя военный невроз, психическая травма, полученная на войне. То же самое я слышала от Сесила. Расскажи мне о событиях, вызвавших этот недуг. Наверное, во время службы в Индии ты испытал какое-то сильное потрясение?

Финну вдруг захотелось поведать ей правду. Харди кое-что знал о событиях, повлиявших на здоровье Финна. Доктор тоже был посвящен в них. Но сумеет ли Финн рассказать Кейт все до конца, без утайки? Возможно, дойдя до самых страшных подробностей, он вдруг замолчит. Монти называл такое состояние «подавлением воспоминаний».

— Ну хорошо, — наконец согласился Финн. — Я расскажу тебе все. Но только, мне кажется, было бы лучше, если бы ты не видела при этом моего лица. — Он поставил свой бокал на столик и крепко обнял Кейт за плечи. Она спрятала лицо на его груди, приготовившись слушать. — Причиной моего состояния стала трусость, она привела меня к кардионеврозу.

Кейт недоверчиво хмыкнула.

— Мне трудно представить, чтобы кто-то мог назвать тебя трусом. Тот, кто мог подумать о тебе такое, просто не видел тебя в действии.

Финн потерся подбородком о ее волосы.

— Меня часто посылали в дозор. В основном мы следили за перемещением племен. Мы знали, что аль-китари-масари собирают войско, чтобы атаковать наш форт. Вопрос был в том, когда это произойдет. К западу от Кандагара наш отряд попал в кровавую переделку и сильно пострадал. Я не отдавал приказ отступать, поскольку хотел подобрать раненых, но тут нас окружили и взяли в плен. Нас отвезли в горы, в пуштунскую деревню. Меня, единственного оставшегося в живых старшего офицера, держали в глубокой яме. Каждую ночь я слышал крики моих солдат, которых подвергали пыткам. Утром мне спускали лестницу, вытаскивали из ямы и вели к связанным солдатам, которых готовили к казни.

Финна била мелкая дрожь. Кейт почувствовала, что у нее сводит ноги так, как это случалось после тяжелых репетиций. Она села ровно на диване и, повернув голову, взглянула в лицо Финну. Его невидящий взгляд устремился в одну точку. Финн погрузился в воспоминания и, казалось, ничего вокруг не замечал.

— В их глотки были вбиты куски дерева, и они не могли сглатывать, — продолжал Финн. — Останови меня, если мой рассказ покажется тебе слишком…

— Я не робкого десятка, Финн, продолжай, пожалуйста.

— А потом пуштунские женщины стали по очереди мочиться в их открытые рты. — Финн судорожно вздохнул. — Солдаты задыхались или захлебывались — не знаю, как назвать способ этой казни.

— О Боже… — ахнула Кейт, сжав его руку.

— Прости, у меня сильно кружится голова.

Финн обнял ее и крепко прижал к себе. Некоторое время они сидели молча.