Джулия - Звева Казати Модиньяни Страница 57

– Джулия, перестань, ты ведешь себя, как маленькая. Я люблю тебя, я не хочу, не могу без тебя, что ты со мной делаешь?

– Возвращайся к синьоре Монтини.

Она пожалела, что у нее вырвались эти слова. Ее сердце требовало отмщения за поруганную любовь и за оскорбленное достоинство, но гордость не позволяла ей унизиться до вульгарной ругани.

– Все, Гермес, я кладу трубку, – предупредила она.

После того как она увидела руку Марты на бедре Гермеса, он казался ей нечистым. Она отдавала себе отчет, что рассуждает глупо, но ничего не могла с собой поделать: близость с Гермесом после увиденного осквернит и ее.

– Джулия, послушай меня одну минуту, – взмолился Гермес. – Я все объясню…

– Прощай, Гермес, – ответила она и нажала на рычаг, положив конец мучительному разговору.

Она не была уверена, что поступила правильно. Да и о каких правилах можно говорить, когда она умирает от ревности, кипит от ярости, стонет от отчаяния?

Когда-то с Лео тоже было так. Джулия узнала о его измене, и в ней все перевернулось. Для него это был случайный эпизод, он не придавал ему никакого значения, для Джулии же – катастрофа, после которой их совместная жизнь казалась уже невозможной. Тогда ей, правда, было двадцать шесть лет, в молодости раны быстрей затягиваются. За четырнадцать лет она стала терпимее, но измен, как и прежде, не прощает.

Она спустилась в кухню, где Джорджо готовил себе сандвич с тунцом. Лицо у него было непроницаемое.

– В чем дело, деточка?

– Не смей называть меня деточкой.

– Почему? – ласково спросила она.

– Потому что потому! Я для тебя – пустое место.

– Что за глупости ты говоришь!

– Это не глупости. Если бы ты со мной считалась, ты бы мне рассказала, что случилось, а не темнила бы.

Джулия молча открыла холодильник и достала миску с мелко нарезанной и приправленной лимоном свеклой. Есть свеклу ей посоветовала одна знакомая, которая после поездки в Индию и знакомства с каким-то гуру лечила ею собственный рак в сочетании с травами и строго сбалансированным питанием. Уже четырнадцать лет ей удавалось таким образом бороться с лимфогрануломатозом, при котором человеку, согласно статистике, отпущено года два, три от силы.

Наука отвергала целебные свойства свеклы при лечении рака, случай со знакомой – подтверждал. В конце концов, пока от рака нет гарантированного средства, надо использовать любую возможность, кто знает, а вдруг поможет? Вреда от свеклы уж точно быть не может.

Она села за стол напротив Джорджо и поставила перед собой миску со свеклой – свой ужин.

– Знаешь, Гермес некоторое время назад мне прооперировал грудь, – спокойно сказала она.

– Знаю, – ответил Джорджо с полным ртом.

– И оказалось, что опухоль недоброкачестванная.

– И что? – Джорджо уставился на нее своими карими, с золотистыми искорками глазами.

– Приходится ходить на сеансы радиотерапии, чтобы все прошло окончательно.

– От этого вылечиваются? – В глазах Джорджо вспыхнул страх.

– Теоретически, да, – ответила Джулия, которая не хотела пугать сына и уже была не рада, что заговорила с ним о болезни.

– Значит, ты поправишься, – уверенно сказал Джорджо и сразу же повеселел.

– Это еще не все, – Джулия решила одним разом выложить ему все. – Сегодня я случайно стала свидетельницей примирения Гермеса с его бывшей женой. В больнице. Теперь все. – И она проткнула вилкой сразу два куска свеклы, представив себе, что это не безобидный овощ, а Марта с Гермесом.

– Блин, вот это да! – Джорджо продолжал жевать свой сандвич, но теперь его глаза наполнились раскаянием. – Какой же я идиот! Прости, мамочка!

Джулия сжала его руку, лежащую на столе, и продолжала уже с иронией:

– Сразу две напасти – опухоль и ревность. Многовато.

– Папу ты ведь тоже ревновала, – вдруг сказал Джорджо.

– А ты откуда знаешь?

– Не надо быть комиссаром Мегрэ, чтобы это знать. Вы и разошлись поэтому, ведь так?

– Ревность пришла потом, а сначала я просто голову потеряла. Он был взрослым мужчиной, и занятие у него было самое лучшее с моей точки зрения – он писал. Я же тогда только поступила в университет. Мы познакомились в тот день, когда умер мой дед, Убальдо Милкович.

Далекие воспоминания осветили слабой улыбкой ее лицо.