Испанский жених - Виктория Холт Страница 56

Лекари вновь и вновь осматривали Марию, повивальные бабки почти не отходили от ее постели. И каждый раз она объявляла, что у нее начались схватки.

Но силы Марии были уже на исходе, а роды оставались такой же иллюзорной перспективой, как и прежде.

Император регулярно писал Филиппу и настоятельно желал узнать от него правду обо всей этой странной истории. Он опасался, что Мария оказалась слишком стара для рождения детей. «Попробуй заняться госпожой Елизаветой, – писал он. – Я знаю, она еретичка и, завладев троном, скорее всего порвет отношения с Римом. Однако помни! Лучше еретичка на троне, связанном твоими брачными узами с Испанией, чем католическая Англия, управляемая из Франции. Мы должны любой ценой сохранить союз с Англией, но я сомневаюсь, что ты многого добьешься, оставаясь на острове. Убеди Елизавету в своих дружественных намерениях и приезжай ко мне в Брюссель. Мне осталось недолго жить, и я хочу передать тебе свою корону. Учти, церемония должна состояться как можно быстрее, чтобы все мои вассалы присягнули на верность тебе».

Покинуть Англию! Филипп только и мечтал об этом. Но как передать отцовскую просьбу изнывающей от любви женщине, которая вообразила, что носит в себе их ребенка?

Королева закрылась в своей спальне и не желала никого видеть. Слез у нее уже не было. Она просто лежала и смотрела в потолок – жалкая, как никогда раньше.

Она думала о своей матери и все еще мечтала о сыне, который так изменил бы ее жизнь. Ей вспоминалось, что Анна Болейн никак не могла родить мальчика, за что в конце концов и поплатилась. И порой казалось, что все стены огромного дворца взывают к ней отзвуками, плача о неудавшемся материнстве. «Сына!.. Сына!..» – кричали эти холодные стены, и им вторил ветер, завывавший в деревьях дворцового сада.

Мария оказалась бесплодна. Ее вздувшийся живот был результатом нервного расстройства. Так ей сказали. Один новый медик дал ей какие-то настойки, которые в значительной мере сняли опухлость.

Она сказала Филиппу: «Может быть, у нас еще есть время на сына».

Она была не настолько слепа, чтобы не видеть ужаса, отразившегося на его лице. При всем своем самообладании он не смог скрыть чувств, охвативших его в ту минуту. Что значило выражение глаз Филиппа? Что он считал ее слишком старой и не способной иметь детей? Что она вызывала в нем отвращение? Он быстро взял себя в руки и стал обходителен, как всегда. Он сказал спокойно, хотя и участливо: «Учитывая испытания, которые вы перенесли, вам желателен хороший, длительный отдых…»

Отдых! Вот и все, что он мог сказать!

Ей приходилось по-прежнему тешить себя иллюзиями – никакая женщина не в силах справиться со столькими трагическими несчастьями, разом выпавшими на нее.

Госпожа Кларенсия, единственная из всех привилегированная правом навещать королеву, вошла в спальню и грустно покачала головой. Оставаясь наедине, они обе могли не придерживаться обычных дворцовых церемоний.

– Ваше Величество, вы слишком быстро сдаетесь. Ваши надежды не сбылись, но вы по-прежнему замужем.

Мария обняла свою старую кормилицу и тихо заплакала.

– Вас постигло горькое разочарование, – попыталась утешить ее Кларенсия. – Но, милая моя, впереди еще есть время, наверняка вам представится другая возможность.

– Ах, дорогая Кларенсия, вы так думаете? Я еще смогу стать матерью?

– Ну, разумеется. А сейчас к вам направляется король. Вы должны выглядеть красавицей – ведь именно такой он желает видеть вас, не правда ли?

Эти увещевания хорошо действовали на нее – было приятно думать, что она еще может кому-то показаться красавицей, надеяться на лучшее, просто сидеть на кушетке, пока ей укладывали волосы и надевали парик, а в спальню по очереди приносили платье, украшения и другие предметы туалета.

Он вошел без предупреждения и сразу отпустил госпожу Кларенсию. Затем поцеловал руку Марии.

– Рад видеть вас в хорошем настроении, дорогая. – И тотчас перешел к делу. – Но вам все еще необходим отдых. Нужно как следует поправить ваше здоровье – больше лежать и поменьше волноваться.

– Хорошо, что вы пришли навестить меня, – робко сказала она.

– Я получил важное письмо от моего отца.

Она уже знала, что он скажет дальше, и поэтому мысленно взмолилась ко всем святым, прося их помочь ей вынести предстоявшее испытание.

– Он пишет о настоятельной необходимости увидеться со мной.

– Где он сейчас?

– В Брюсселе.

– И вы поедете?

– Боюсь, это и в самом деле необходимо.

Ей захотелось крикнуть: «Боитесь? Да вы готовы плясать от радости! Вы только и мечтаете об отъезде, потому что я не молода и не красива, а вам нужны здоровые и привлекательные женщины!»

– Увы, ничего не поделаешь, – вздохнул он. – Император собирается снять с себя корону, и я должен принять ее.

Она посмотрела на него – на этот раз с гордостью, почти с умилением. Вот он, такой стройный, подтянутый, с волосами, серебрящимися в солнечном свете. Вожделенный, единственный. И вскоре станет самым могущественным монархом в мире.

– Вы долго там пробудете? – умоляющим тоном спросила она.

– Нет. Не больше месяца.

Четыре недели! Для нее они стали бы целой вечностью, для него – пролетели бы, как один день. Но оба знали, что их разлука продлится больше месяца.

– Ох, Филипп… неужели это так необходимо?

Филипп уловил истерические нотки в ее голосе. Он приготовился ко всему – был готов позвать слуг, чтобы не быть наедине с ней и не слышать ее признаний в любви, избежать ее ненасытных нежностей.

– Боюсь, да, – решительно сказал он. – Но чем раньше я уеду, тем скорее вернусь. Вот так… мне нужно немедленно дать ответ отцу.

– Филипп…

– Я пришлю служанок, они помогут лечь в постель.

– Не надо, Филипп. Я сама пошлю за ними, когда они мне понадобятся.

– Я вижу, вам нужен хороший уход. Вы недостаточно заботитесь о себе. Слишком часто рискуете своим здоровьем.

Он подошел к двери и распахнул ее.

– Немедленно пришлите сюда служанок королевы! – приказал он.

Они вбежали опрометью – подумали, что королеве снова стало плохо. Однако, застав ее с супругом, поняли, что вся его трогательная забота на самом деле означала отъезд Филиппа из Англии.

В августе королевский кортеж покинул Хэмптон-корт и спустился по реке к Вестминстеру, где высадился на пристань, и, встречаемый всюду толпами народа, продолжил путь к Гринвичу. Королева была слишком слаба, чтобы ехать верхом. Ее везли в повозке.

Подданные старались криками подбодрить Марию. Друг другу они говорили, что королева напоминает дохлую собаку, вырытую из земли и посаженную в карету. Над ее воображаемым ребенком уже никто не смеялся.