Уровень. Война - Вероника Мелан Страница 56

Почему? Почему ей все казалось здесь странно и смутно знакомым?

Она нашла этот квартал несколько дней назад, когда гуляла. Подобные прогулки Ани в последнее время совершала часто – пыталась выбирать незнакомые направления, исследовала аллеи, бесцельно бродила вдоль проспектов, часто сворачивала, куда глаза глядят, шла по наитию.

И вот, в конце концов, нашла этот район.

Дома высокие, все, как один, крашенные в серый цвет, квартиры для тех, кто не в состоянии позволить себе роскошь. Тут, наверное, живут работяги – пьют по вечерам пиво, смотрят телевизор, ругаются…

В запертой части сознания что-то билось, пульсировало, желало вырваться наружу. Казалось, в голове слышатся далекие и незнакомые голоса: мужчина и женщина, они о чем-то спорят, ей не нравится, что он пришел поздно, он оправдывается, затем кричит, что она сама виновата. И Ани не может заснуть, долго не может заснуть, кладет руки под подушку, под которой что-то лежит, устало закрывает глаза…

Одновременно с появлением призрачных голосов начало ломить лоб и затылок.

Откуда этот кадр? Почему именно эта сцена? И почему так отчаянно кажется, что за ней, за этой сценой, вглубь, словно в бездонный колодец, уходят щупальца? Истлевшие веревки – ветхие и непрочные, словно пересохшие морские водоросли – они тянутся в бесконечную черноту, где скрывается что-то важное. Крайне важное – то, что нужно отыскать.

Она стояла, держась за виски, минут пять; слева над головой, отошедшая болтами от стены, поскрипывала ржавая лестница.

Часом позже по пути домой, уставшая от головной боли, Ани-Ра неожиданно вспомнила еще кое-что. Женщину. Странную, угрюмую и некрасивую женщину в кожаной куртке.

Как ее звали? И почему одновременно со всплывающим в воображении лицом просыпается и стойкая неприязнь? К кому, к женщине? К тому дому-магазину, в котором приторно-сладко, до одури противно пахло цветами?

Много цветов. Разных, но большей частью высохших, неухоженных, выставленных на продажу.

Кто покупает высохшие цветы? Кому такие нужны?

Дама из всплывшего обрывка воспоминания не выглядела продавщицей. Она выглядела, как… как незаконница. Грязные короткие ногти, полное отсутствие косметики, жесткий взгляд. И единственное, чего уставшая, и полностью разбитая неудачными попытками сложить дважды два, Ани никак не могла понять, так это то, почему незнакомка незримым, но совершенно четким образом ассоциировалась с безымянным, расположенным неизвестно где, цветочным магазином?

Бред. Наверное, это бред. А ведь она еще не начинала готовить ужин.

Взглянув на часы, Ани-Ра заторопилась вперед.

* * *

Дэйн любил этот особняк. Красивая улица – тихая и спокойная, застекленная дверь, клумбы по сторонам, а внутри два этажа, пропитанные вкусными запахами. Чудесными запахами, потому что неутомимая Клэр обожала готовить.

Чудесные часы, проведенные здесь за просмотром фильмов, чудесные воспоминания.

Бернарда открыла сразу же, как только прозвенел звонок – телепортировалась вниз или уже находилась в коридоре? – и, увидев снайпера, широко улыбнулась.

– Заходи! Ты почти вовремя к ужину. Через минут сорок будет готов.

Озираясь по сторонам и ежеминутно ожидая увидеть на полу кучку меховых комков, Дэйн переступил порог.

– Не-е-е, я к ужину не останусь, я по делу.

Одетая в домашнюю хлопковую футболку русоволосая девушка рассмеялась.

– Понимаю, у тебя теперь есть, кому готовить.

– Не язви. – Отозвался он добродушно. – Но от чашки кофе не откажусь.

– С печеньками?

– С печеньками. Если есть.

– Всегда есть!

Они сидели в гостиной наверху; через открытую балконную дверь с улицы долетал теплый ветерок, часы на каминной полке показывали начало восьмого; в кухне мелодично напевала Клэр. Пахло действительно изумительно. Он бы остался, точно остался бы поужинать – посидеть, пошутить в компании прекрасных дам, но время поджимало, да и зашел он не за этим.

Пока Бернарда, с высунутым от усердия языком, пыталась вскрыть белую картонную коробку с прозрачным верхом, он объяснил суть визита.

– Мне нужно всего восемь.

– Восемь Смешариков? Зачем?

Серо-голубые глаза с любопытством взглянули на него; неугомонные женские руки продолжали с упорством бульдозера отклеивать бумажные края коробки.

– Кто так пакует, блин? Фиг откроешь…

– Давай, помогу.

– Я сама.

Нет, иногда она точно напоминала мелкую девчонку – эдакую любопытную козявку, маленькую и любопытную, с вечным выражением «я сама» на мордочке.

– Мне только на сутки. Хочу попросить их помочь мне с одним розыгрышем.

– Подшутить решил над кем-то?

– Ну, типа того. Без их помощи не выйдет, а если уболтаю твоих яйцеглазых, тогда выйдет смешно.

– Хорошо, что они тебя не слышат, так бы уже запердели всю комнату в знак несогласия со словом «яйцеглазые».

Эльконто тут же огляделся, но фурий в комнате не обнаружилось, а Дина, увидев написанный на лице испуг, рассмеялась.

– Не бойся, их нет дома.

– Как нет?

– Так, нет. Дрейк забрал в лабораторию. Проводит там совместные эксперименты, изучает возможности открытия и закрытия каких-то коридоров. Часами там сидит.

– И смешарики с ним?

– Ага. Все до одного.

– А надолго он их забрал?

– Ну, дней на пять, как я поняла. Даже Мишка скучает. Но ничего, вернутся. А тебе срочно?

Дэйн постарался не выказать разочарования, лишь пожал плечами и улыбнулся.

– Да, ничего. Подожду.

Что ж, придется отложить месть до возвращения фурий домой. А там, глядишь, и ребята вернуться из очередного рейда. Он терпеливый, он умеет ждать.

– Хорошую же ты, должно быть, придумал шутку, если решил Смешариков вовлечь. Смотри, те любят повеселиться.

– А мне того и надо!

Он ночами спал и видел удивленные лица коллег, когда они обнаружат в своих домах сюрпризы. Ох, и будут же его проклинать! Ну, ничего, будут знать, как заставлять «мастера» Дэйна бегать по собственной лужайке с голой жопой. Шутники, блин.

– Ладно, зайду, когда вернутся, ты дай знать. Да что это у тебя в коробке?

Он насильно вытащил ее из рук Бернарды, когда та порезалась о край разломившегося пластика, и в два счет порвал пополам.

– Ты осторожней! Там супер новые навороченные гаджеты!

– Что?

Под его руками, упакованные в пенопласт, обнаружились обычные часы в размере двух штук – пластиковые, не особенно красивые, почти примитивные по дизайну.