Серебряный ветер - Линда Кук Страница 56

— Останься со мной, — сказала она, — здесь, сейчас. Она повернула голову, прижавшись щекой к его груди.

Отсюда ей были видны луг и лес на склоне.

— Никого нет поблизости, — сказала она, — даже ястребы улетели. Дай мне этот час, Симон. Подари мне ребенка.

Он вздрогнул, будто она его ударила.

— Ты хочешь, чтобы я забыл об осторожности? Ты знаешь, что тебе придется выстрадать, вынашивая ребенка от человека, проклятого за свои деяния?

— А ты знаешь, что мне придется выстрадать, если я никогда больше тебя не увижу и у меня ничего не останется после тебя? Если уж нам суждено расстаться, дай мне этот час. Только этот час.

Он остановил поток ее слов поцелуем, и мир перестал существовать. Все потеряло смысл, кроме рук, обнимавших ее, кроме желания, сжигавшего ее тело. Аделина подняла руки, чтобы скинуть плащ, Симон хотел было остановить ее, но сорвал с себя верхнюю тунику и укрыл ею их обоих.

Они опустились на его накидку, расстеленную на холодном камне. Голова ее покоилась у него на плече, рука его ласкала ее под платьем. Он целовал ее медленно и властно, словно у него впереди была целая вечность, чтобы разбудить в ней желание и подарить наслаждение.

Он не позволил ей обнажить грудь и целовал соски сквозь мягкую шерсть. Аделина таяла под его лаской, стараясь освободиться от мешавшей юбки, чтобы прижаться к нему теснее.

— Это преступление, — пробормотал он, — преступление брать тебя здесь вот так.

— Если ты меня сейчас оставишь, я сойду с ума — прошептала она. — Прошу тебя, Симон…

Он отстранился и остановил ее протест поцелуем. Она не могла дышать от желания.

Потом Симон вновь оказался рядом с ней, его кожа была горяча, а орудие страсти пульсировало у самого центра ее желания. Он бормотал какую-то нежную бессмыслицу, но она не понимала слов в охватившем ее восторге. Резкая острая боль ворвалась как вихрь, но не успела Аделина расценить ее как страдание, как боль исчезла, потонув в ни с чем не сравнимом наслаждении.

Опустошенный, он затих. Потом крепко прижал Аделину к себе, и она лежала, довольная, все еще полная его теплом, ощущая его внутри себя. Симон потянулся за краем плаща и накинул на них сверху, как одеяло.

Она выглянула на свет.

— Мир все еще на месте.

— А ты в этом сомневалась?

— Я была уверена, что он исчез. — Аделина подняла голову и взглянула в его потемневшие от страсти глаза. — А ты?

Он положил ее косу поперек своего плеча и поднес к губам.

— Твои волосы цвета меда и спелой пшеницы, — сказал он, — а тело напоено теплом лета. Для меня мир остался где был, но зима исчезла. — Он вдруг замолчал в нерешительности. — Когда я впервые увидел тебя, верхом, с непокрытой головой, в этом зеленом платье, мне показалось, что ты явилась из другого мира. Ты — само лето, заблудившееся в северных лесах.

— Ты поэт.

Он поплотнее прикрыл ее плечи плащом и крепко обнял.

— А вы лгунья, миледи. Вы были девственницей и понятия не имели, о чем просили меня. Потерять девственность в пещере! Это не преступление, миледи, это смертный грех.

— А мне понравилось, — сказала она.

Внутри себя она почувствовала, как вновь восстает его плоть.

— Мы снова это сделаем? — прошептала она.

— Не двигайся.

— Так как?

— Я самый большой дурак, — сокрушенно сказал Симон. — Ты должна была возлежать на кровати, усыпанной розами.

— Придет время, — сказала Аделина, — когда у нас будет такая ночь.

Он вздохнул и погладил ее косу.

— Молюсь, чтобы мы обманули судьбу, и тогда у нас будет много таких ночей.

Увы, в голосе его было мало надежды.