Шепот ночи - Лидия Джойс Страница 56

– Нет, – в свою очередь, прервала его Алси. Она мягко высвободила кисть и повернулась в его руках, глядя в лицо. – Нет, не путано, для меня это звучит так… будто ты любишь меня.

Неуверенность в ее голосе изумила Думитру, и ему захотелось разглядеть в свете звезд не только призрачную бледность и темные тени ее лица, но что-то большее.

– Но я всегда любил тебя. Во всяком случае, с того дня, когда ты плакала, выгнав Яноша Бенедека, – внес поправку Думитру.

– Наверное, – согласилась она, – но большей частью тебе нравились чувства, которые я в тебе вызываю, А больше всего – моя внешность и тело. Ты не любил меня настолько, чтобы заботиться о том, что тебе во мне не нравилось.

– Теперь ты говоришь путано, – сказан Думитру. Ему хотелось схватить ее в объятия, поцеловать… Он смущенно рассмеялся. Все так запуталось в его голове, что он не мог точно определить это все. – Ты… ты меня любишь?

Алси замерла, ее глаза казались темными озерами под дугами бровей.

– Думаю, да, – медленно проговорила она. – Думаю, я поняла это в тот день, когда узнала, что ты обманул мое доверие. Я не хотела думать об этом ни тогда, ни после, но именно поэтому мне было так больно. – Помолчав немного, она добавила: – Логика и эмоции – опасная комбинация. Логика, неумолимая и безжалостная, толкает тебя на путь, которым ты не хочешь идти, к решению, которое не хочешь принимать. И между жестокой правдой и твоей душой больше нет никакого смягчающего буфера. Эмоции разрывают тебя изнутри, а логика снова и снова собирает воедино обрывки… Почему ты пытался забрать мои деньги? – внезапно воскликнула она. – Я бы отдала тебе практически все, о чем бы ты ни попросил.

Думитру уже готов был выпалить давно отрепетированные, заученные фразы, но перед лицом этой женщины, его жены, стоявшей сейчас перед ним, все его доводы вдруг потеряли смысл, словно ее признание стало мечом, который в клочки изрубил гордиев узел его оправданий. Перед лицом новой реальности его права мужа казались глупой уверткой, его жизнь теперь была в ее руках, равно как и ее жизнь – в его. По сравнению с этим дело о нескольких сотнях фунтов казалось глупым пустяком.

– Не помню, – ответил Думитру.

Это была не вся правда, он мог наизусть перечислить свои доводы. Но они больше не имели смысла, ни сейчас, ни после.

– Не помнишь? – после короткой паузы сказала Алси.

– Нет, – ответил Думитру.

Она снова помолчала, потом спросила:

– Ты не хочешь, чтобы я оставила тебя?

Думитру не мог сказать, верит она ему или нет, и хочет ли верить.

– Не хочу, – ответил он, вложив в короткие слова горячность и уверенность.

Алси опять замолчала, на этот раз надолго. Потом шагнула ближе, всем телом прижавшись к нему, и прошептала:

– Хорошо. Потому что и я не хочу расставаться с тобой.

Потянувшись, она поцеловала его, ее мысли разбегались в вихре эмоций и желаний. Только второй раз в жизни она была так бесстыдна, первый был в день их свадьбы. Алси была уверена, что это новое начало, но сколько оно продлится, понятия не имела.

Она думала, что до мельчайших подробностей помнит тело Думитру, что оно навсегда запечатлелось в ее памяти, но его рот был тверже, требовательнее, чем она припоминала, потрескавшийся от холода, но невероятно горячий. Алси приоткрыла губы под настойчивым напором Думитру, и его язык скользнул в глубь ее рта, вкус сыра смешивался с привкусом, присущим ему одному и казавшимся слаще самого изысканного вина. Ей было так хорошо в кольце его рук, что хотелось навсегда остаться там, позволить им спрятать себя от остального мира, и не важно, как неразумно и невозможно это желание. Впервые за долгие дни она чувствовала тепло, настоящее тепло, согреваясь от тела Думитру. Ее нутро, покрытое мертвым пеплом, вновь вспыхнуло внезапным жарким пламенем, которое рвалось наружу и возвращалось назад к ее женскому существу с такой силой, что ей хотелось плакать.

Задыхаясь, она отпрянула, чтобы набрать в легкие воздух. Копна седых волос бросала тень на лицо Думитру, и Алси не могла разобрать его выражения, но чувствовала, как он тяжело дышит.

– Подожди, – хрипло сказал он и отступил, оставив ее одну.

Через минуту лошади были напоены и покрыты попонами, и Думитру расстелил на земле одеяла.

Сбросив плащ, Алси села на край импровизированной постели снять ботинки. Дело продвигалось медленно: как только Алси сняла перчатки, пальцы сделались неуклюжими, и с каждой пуговицей приходилось повозиться. Когда она сняла второй башмак, Думитру уже в одной рубашке стоял рядом.

– Тебе не холодно? – стуча зубами, спросила Алси и юркнула под одеяло.

Рассмеявшись, он последовал за ней.

– Я скоро согреюсь.

Исходившее от него тепло было таким восхитительным, таким естественным, что Алси прильнула к Думитру, упиваясь его жаром и силой, от которой впервые не чувствовала себя маленькой или слабой.

– Ты хочешь этого, Алси? – спросил он. Прижавшись к нему, она слышала, как слова гулом отдаются в его груди. – Ты не пожалеешь об этом утром? Мы проделали долгий путь друг к другу, и я не хочу, чтобы остались какие-нибудь сожаления. Подумай хорошенько, перед тем как ответить, я второй раз спрашивать не стану.

Дрожа от холода, Алси пылала страстью и знала, что Думитру испытывает то же чувство. Она понимала, что он рассуждает здраво, но ответила немедленно и с полной уверенностью:

– Да, Думитру, я хочу тебя и хочу, чтобы ты любил меня.

– Дорогая Алси… – В словах смешались ирония, горячность, искренность. – Милая, нежная Алси.

Думитру поцеловал ее, и она позволила себе забыть обо всем и отдаться ощущениям. Его рот пожирал ее и придавал ей силы, предупреждал и пугал. От ласки его языка сладкая дрожь охватила ее, пробирая до самого нутра. У Алси захватило дух, она чувствовала себя одновременно невесомой и отяжелевшей. Она с восторгом встречала его ласки и настаивала на большем, ее руки сами собой потянулись к пуговицам на рубашке Думитру. Он нужен ей, нужен весь, рядом, без всяких преград. Его рот двинулся вниз по ее горлу, дразня поцелуями вдоль высокого выреза амазонки. Думитру расстегивал застежку платья на спине, спуская его ниже. Ее кожа пылала под прикосновениями Думитру и молила о них. Его губы одновременно успокаивали и воспламеняли. Руки Алси невольно замедлили движение. Казалось, в целом мире не было никого, кроме них двоих.

Думитру справился с ее платьем, а она двинулась от рубашки к брюкам, ткань которых натянулась под напором восставшего мужского естества. Расстегнув последнюю пуговицу, Алси скользнула рукой внутрь. У Думитру вырвался шипящий звук, и тело Алси напряглось от реакции.

– Замерз? – пробормотала она, хотя знала, что это не так.

– Нет, – выдавил он.

Она пробралась под белье и, взявшись за возбужденное копье, начала двигать рукой. Это всегда заставляло Думитру стонать сквозь стиснутые зубы. Кожа была нежной и бархатистой, и Алси, снова ощутив ее, забыла обо всем, кроме жажды удовольствия и ожидания наслаждения, когда Думитру окажется в ней.