Мера любви - Жюльетта Бенцони Страница 56

Готье с симпатией посмотрел на сидящего рядом соотечественника, неожиданно встретившегося ему в Оверни, который высказал то, что было у него на душе.

– Похоже, вы не особенно жалуете сеньора Арно? – прошептал Готье, подливая Жоссу вина. – Не скрою, что мне это по сердцу.

– Почему? Вы не любите его?

– Я никогда не видел его, но достаточно наслышан, что ничуть не расположило меня к нему. То, что я увидел здесь, наводит меня на мысль, что это не только грубиян, но и неисправимый дурак.

Жосс посмотрел на конюха с легкой усмешкой, которая придала его смуглому лицу, несмотря на молодость, испещренному морщинками, несколько ироничное выражение.

– Да уж! Я могу вас понять, учитывая все то, что вы знаете. И все же я должен вас предостеречь от слишком поспешного суждения. Дело, видите ли, в том, что если знаешь госпожу Катрин, то начинаешь с неприязнью относиться к этому господину и сеньору. Все могло бы быть иначе, если бы госпожа Катрин была не так красива и очаровательна. Я могу вам сказать такую вещь: Арно де Монсальви – самый храбрый мужчина, какого я когда-либо встречал, и любовь его к жене не вызывает у меня ни малейшего сомнения.

– Вот как!

– Да, это так. Я скажу даже, что он слишком любит ее, и эта любовь отравляет его существование. Он прекрасно знает, что никогда не сможет вырвать ее. Поэтому все способы хороши, чтобы заставить свою супругу заплатить за это зло.

– Это чудовищно! Он ведь может убить ее!

– Возможно, но маловероятно. Он знает, что все равно не найдет покоя. Однажды, как рассказала мне Сара, он попробовал. И чуть не сошел с ума. Я думаю, что его нужно заставить посмотреть в глаза госпоже Катрин, для этого даже осада Монсальви может быть нелишней.

Пока Готье и Жосс предавались уединенной беседе, дискуссия за столом стала всеобщей. Каждый, стремясь высказать свое мнение, старался перекричать соседа. Одна Катрин была безучастна к спору, казавшемуся ей праздным и бесполезным. Окружающие лишний раз доказывали ей свое уважение, здесь не было ни одного мужчины, который был бы не готов броситься в бой, чтобы вернуть ей счастье.

Но поможет ли столкновение с Арно восстановить семью? Чем больше она размышляла, тем сильнее сомневалась в этом.

Она из собственного опыта знала, что решения, принятые в пылу гнева, никогда не бывают удачными. Она сказала об этом Саре, когда отправилась к себе спать.

– Если все эти люди приедут сюда в воскресенье, как на это надеется Рено, я намереваюсь попросить их ничего не предпринимать. От этого будет только хуже.

– Может ли быть еще хуже? Твой очаровательный супруг поклялся прогнать тебя ударами кнута, если ты только осмелишься появиться перед ним.

– Когда он вне себя, он сам не знает, что говорит.

– Возможно, но он может это сделать, пусть даже из-за своей гордыни. Разреши напомнить тебе, что он чуть не повесил тебя…

Катрин упала на край кровати и усталой рукой сняла кисейный головной убор, совсем воздушный, который сдавливал ей сейчас голову.

– Ты советуешь мне возглавить войско, банду, одной частью которого, конечно, будут двигать благородные намерения, а другая в этом приключении увидит возможность пограбить в Монсальви, богатства которого внушают зависть, не говоря уже о замке.

Сара быстрыми движениями расплела косы Катрин и принялась нежно массировать ей голову, потом все сильнее…

– Я советую тебе выспаться, отдохнуть и подумать. Со вчерашнего вечера у тебя не было на это времени. Конечно же, я не хочу, чтобы наш город стал приманкой для несдержанного аппетита. Я хочу, чтобы ты посмотрела правде в глаза и перестала все время представлять себя на месте твоего супруга. Тебе тоже надо научиться эгоизму. Это будет лучше для всех, ты несешь большую ответственность за людей, чем твой супруг.

– Ты права, – вздохнула Катрин. – Я буду спать. Утром, может быть, все встанет на свои места. Недаром говорят, что утро вечера мудренее.

Так вышло и на этот раз. Проснувшись утром от ласкового солнечного луча, упавшего ей на кончик носа, Катрин решила, что она не должна возвращаться домой на копьях соседей, так она рисковала лишиться дружбы и доверия жителей Монсальви.

Ее могли сопровождать только аббат Бернар, духовный наставник города, и сюзерен Арно Бернар д'Арманьяк, граф де Пардьяк и де Карлат, прозванный среди друзей Бернар-Младший. Они одни обладали законной властью. Когда наступило воскресенье и прибыли все приглашенные Рено де Рокморелем, госпожа де Монсальви после долгого обсуждения своего положения с Сарой, Готье, Жоссом и Матильдой приняла твердое решение. Она ясно высказала его, когда после мессы все собрались в большом зале Рокмореля, где в ожидании обеда были поданы горячие лепешки и вино на травах.

– Я никогда не смогу, мои сеньоры, передать вам ту признательность и волнение, которые я испытываю, видя вас в этом зале. Прежде чем я выскажусь по поводу предмета нашей встречи, я хочу сказать, что ни я, ни мои дети никогда не забудут ваш благородный порыв, и до последнего дня нашей жизни вы можете рассчитывать на нашу верную дружбу.

Она на минуту прервалась, чтобы остановить свой взгляд на каждом лице, чтобы каждый мог подумать, что она обращается к нему лично. Когда она посмотрела на Аршамбо де ля Рока, он заметил:

– Госпожа Катрин, ваше вступление не слишком обнадеживает, хотя его и очень приятно слышать. Не следует ли из этого, что вы решили не возвращаться домой с помощью силы нашего оружия? Жаль. Мы все готовы умереть за вас, – галантно добавил он.

Это был красивый мужчина тридцати пяти лет, такой же смуглый, как и Арно, на которого он был немного похож благодаря отдаленному родству. В его глазах орехового цвета были нежность и веселье, чего так не хватало сеньору де Монсальви. Несмотря на внушительные размеры, это был книжник, и его элегантная внешность заметно выделялась на фоне соотечественников. Катрин улыбнулась ему.

– Я сказала, как я взволнована, мессир Аршамбо. Но я сожалею, что наши друзья Рокморели поспешили призвать вас к оружию. Прежде чем принимать суровые и непоправимые меры, использовать оружие – шпагу, копье и топор, – я думаю, надо исчерпать все другие безопасные пути. Я имею в виду уговоры, дипломатию, терпение и молитву…

– В день, когда Монсальви прислушается к подобным аргументам, я отдам голову на отсечение! – воскликнул Гонтран де Фабрефор, неразлучный товарищ Рокморелей, постоянный участник попоек, драк и других подобных интеллектуальных занятий. – Будет прав тот, кто оружием вдолбит ему в голову просветление.

– Он будет прав, но тогда мой муж будет мертв, а я не хочу этого! – сухо возразила Катрин. – Поймите же, что, призывая к здравому смыслу, я хочу избежать всеобщего непонимания. Мессир Арно, мой супруг, никогда не простит вам союза со мной. Вы – его друзья по оружию, а я – чужестранка, хотя и ставшая его женой.

– Хорошо! – язвительно произнес до сих пор не проронивший ни слова Жан де Меале. – Что же в таком случае будем делать?