Пленница - Хизер Грэм Страница 56

— Спасибо, Анабелла, пожалуйста, поставь… — Взгляд Кэти скользнул по скудно обставленной комнате: походная кровать, небольшой комод, сундук и умывальник.

— Поставь сюда, пожалуйста, Анабелла, прямо на постель, — сказала Тила. Анабелла улыбнулась:

— Что-нибудь еще, миз Уокер?

— Нет, спасибо, Анабелла. Передохни, пока я не начну собираться на танцы.

Анабелла с поклоном оставила молодых женщин.

— Иногда, — начала Кэти, — меня безумно пугает то, что здесь происходит. Знаешь, несколько месяцев назад солдаты разгромили племя воинов, почти полностью состоявшее из молодых негров, а половина из них совсем недавно еще были рабами в Сент-Августине. Какое-то время люди просто боялись бунта. К счастью, вопрос был решен.

— Неужели?

Кэти уставилась на Тилу.

Та пожала плечами:

— Сейчас на Севере раздаются голоса аболиционистов. Но, Кэти, нельзя же винить этих людей за стремление к свободе!

Кэти фыркнула:

— Даже у семинолов есть рабы!

— Верно, но чаще всего их рабы получают свободу.

— И чаще всего живут отдельно. Тила, пойми, не все солдаты жестоки и не все семинолы — гуманисты.

— Я понимаю, что люди разные.

— Конечно. Кстати, негры обычно создают собственные банды. И им тоже достается от семинолов. Многие даже пришли в форт сдаваться.

— И часто это происходит потому, что они голодают, как и сами семинолы! — заметила Тила.

— Да, нет абсолютного добра и зла. — Кэти вздохнула. — Впрочем, я пришла сюда не затем, чтобы говорить о политике.

Девушка жестом пригласила Кэти опуститься на постель рядом с собой.

— Нет, конечно. Ты пришла сюда как друг, и я ценю это. Кэти приняла у нее чашку чаю:

— Нет, я пришла не для того, чтобы подружиться. Просто у меня такое чувство, что ты почему-то не с нами. Ax, Тила, не ты одна испытываешь симпатию к дикарям, против которых мы воюем! Многие военные подружились кое с кем из вождей. Да ведь известно, что Оцеола и Уайли Томпсон были друзьями, а потом Уайли заковал Оцеолу в цепи и распростился со своей глупой жизнью! Однако не забывай, Тила, на чьей ты стороне.

— Я не могу молчать, когда убивают невинных.

— Мне, это тоже не по душе, поскольку я — одна из них.

— О чем ты? — удивилась Тила. Ей показалось, что Кэти поправляет прическу, но та сияла небольшой шиньон, неотличимый от цвета ее пышных волос.

Тила вскрикнула. Ошеломленная, испуганная, она не могла отвести округлившихся глаз от Кэти. Слезы душили ее.

— Ах, Кэти, прости! Я не хотела таращиться. О Боже, я и не представляла себе, я…

— Ничего. — Кэти закрепила шиньон. — Я думала, что умру. Я почти умерла. Это случилось вскоре после расправы над майором Дейдом и его людьми. Я навещала друзей на плантации к юго-западу от Сент-Августина — пожарище, оставшееся от нее, совсем недалеко от форта, — и на нас напала банда индейцев микасуки. Они убили моих друзей, Джейн — сразу, а над Хебром издевались. Потом настала моя очередь. В меня выстрелили, но пуля попала в мой медальон. Они решили, что я умерла. Никогда не забуду лицо человека, схватившего меня за волосы и вырезавшего часть скальпа. У него были холодные, как лед, темные, как омут, глаза. Печальнее всего то, что Хебр — прекрасный начитанный человек, еврей по происхождению, — испытал на себе преследования и «цивилизованных» людей. Он приехал сюда в поисках новой жизни. Чувствуя угрызения совести перед индейцами, лишенными всяких прав, он утверждал, что их нужно оставить в покое. Но они пришли убивать, ничуть не интересуясь гуманными взглядами Хебра. Потому что это война. Белые против семинолов.

— Ох, Кэти! — в ужасе выдохнула девушка. Кэти улыбнулась.

— Я выжила, Тила, и это самое главное. Я никогда не желала зла никому — ни белым, ни краснокожим, ни неграм. Но это война, и теперь мне ясно, на чьей я стороне.

Тила дрожащими руками поставила чашку на поднос.

— Надеюсь, — сказала Кэти, — это позволит тебе лучше понять многих мужчин, даже своего отца.

— Отчима, — поправила ее Тила. — Я понимаю многих мужчин, причины побуждающие их воевать, страх и даже отвагу, но мне никогда не понять Майкла Уоррена.

— Тогда хотя бы молись за него и за меня. — Кэти встала. — Тила! Ты идеалистка и стремишься видеть мир если не совершенным, то хорошим.

— А разве бывает иначе?

— Наверное, нет. Однако не все хотят замечать добро в других. Я рада, что это есть в тебе. Ты отважна, открыто высказываешь свои мысли и делаешь это с достоинством.

— Ах, Кэти, у тебя самой столько мужества! Я не всегда веду себя достойно и часто привожу в ярость мужчин, давно и тяжело воюющих. Но я видела, что они сделали с детьми! Однако сейчас… Кэти, сейчас я поняла, что вынесла ты. Не знаю, что бы я чувствовала, если бы меня так жестоко изувечили и оставили умирать… это ужасно, бесчеловечно, отвратительно! И все же я всем сердцем верю, что многие индейцы просто стремятся выжить, а еще больше тех, кто хочет выжить, сохранив при этом хоть каплю достоинства. Убеждена, что злобным чудовищам, созданным Майклом Уорреном, противостоят десятки хороших солдат, которые лишь выполняют приказы и стараются защищать наших женщин и детей.

— Трудно понимать обе стороны, правда? — заметила Кэти.

Тила кивнула:

— Да, невероятно трудно! — Кэти порывисто обняла Тилу. — Кэти, когда же все это кончится? — Девушка вздрогнула.

— Не знаю. Никто не знает этого.

— Как ты выносишь жизнь здесь, в форте, где тебя чуть не убили? Ведь это не обеспечивает тебе безопасности.

— Здесь мой муж, и я люблю его. В нем вся моя жизнь.

— Ох, Кэти…

— И кроме того, риск не велик. В стычках погибает больше индейских воинов, чем белых. Вероятно, у семинолов и их союзников осталось не больше трехсот-четырехсот воинов. А у нас только сотни солдат. Наш форт никто не решится атаковать.

— Надеюсь.

— Ладно, я хочу отдохнуть, помыться и приготовиться к сегодняшнему торжеству. — Кэти пошла к двери. — Если ты не нашла свой совершенный, идеальный мир, Тила, довольствуйся тем, что ты — хороший человек и только подобные тебе изменят жизнь к лучшему.

— Если это вообще возможно, Кэти, ты, несомненно, стала бы частью такой жизни. Кэти подмигнула девушке:

— Пообещай мне, что не устроишь никаких неприятностей сегодня вечером. Я не хочу, чтобы твой отчим злился на тебя.

— Обещаю вести себя хорошо. Я буду сама любезность, но ради тебя, а не ради Майкла Уоррена!

— Что ж, спасибо тебе.

Кэти, помахав девушке рукой, ушла. Тила опустилась на подушки, закрыла глаза и попыталась представить себе, где в этот вечер будет Джеймс Маккензи. Ей казалось, что она не видела его целую вечность. Уж не привиделось ли ей во сне все случившееся?