Все еще будет - Афанасия Уфимцева Страница 56

Хорошо ли тебе, утица,

Холодну воду пить?

Хорошо ли тебе, ягодка,

Со мной в разлуке жить?

День у профессора математики Николая Петровича Северова выдался занятым. В девять утра он уже выступал на заседании Президентского совета по науке, в двенадцать его презентацию ждали на конференции Министерства образования, а в два часа, путем невероятных усилий преодолев московские пробки, он обедал у своей будущей тещи – сытно и по-домашнему. Был ее фирменный борщ с пампушками и неизменно удававшиеся ей котлеты.

В университет Николай Петрович успел только к пяти – надо было подписать протоколы приемной комиссии. Он не сразу узнал высокого сухощавого мужчину, ждавшего его в коридоре. Узнал, лишь когда тот подошел ближе и дважды окликнул его. Иноземцева он не видел три года. Тот выглядел похудевшим и уставшим, но мальчишеского безрассудства, как показалось Николаю Петровичу, не поубавилось.

– Какими судьбами, дорогой Иван Григорьевич? – начал он, стараясь продемонстрировать искреннюю радость.

– Я приехал, чтобы узнать, где мне найти Маргариту, – проговорил Иноземцев, безуспешно пытаясь скрыть волнение и дрожь в голосе.

– Не надо ее тревожить, батенька, – неохотно и с некоторым раздражением, граничащим со злобой, ответил Николай Петрович, досадливо шевельнув плечом. – Она замужем, живет в Америке, у нее все хорошо.

– Она бывает в Москве? – очень спокойно и очень учтиво спросил Иноземцев, наклонившись к Николаю Петровичу.

– Нет, батенька. За три года не была ни разу. Еще раз повторяю: не надо ее тревожить, у нее все хорошо. Дети малые народились.

Равнодушие и сухость Николая Петровича больно кольнули Ивана Иноземцева. Он развернулся и ушел не прощаясь.

– Как долго этот человек ждал меня? – спросил профессор у секретарши приемной комиссии.

– Не знаю. Я пришла в десять, он был уже здесь, – лениво ответила она голосом сонным и безучастным.

* * *

Решение съездить в Лондон возникло у Ивана Иноземцева спонтанно, как, впрочем, и многие другие решения в его жизни.

Его временному отъезду из Вольногор ничего не препятствовало. Курорт удалось отстоять. Восстановление в должности мэра также состоялось. Школа, чуть было не пошатнувшаяся из-за отъезда директора и двух учителей, не только выжила, но и стала одной из лучших в Северном Заречье. А прошлым летом состоялся ее переезд в новое здание, построенное в самом лучшем месте – посередине городской набережной, где когда-то стоял дом Ивана.

Нападение на Иноземцева, совершенное три года назад на дальней даче, было воспринято горожанами как сигнал к бунту, который, как известно, в нашем национальном варианте может быть только яростным и беспощадным.

Объединению вольногорцев способствовала внезапно вернувшаяся к ним историческая память. Немногословный Разин развернул свою гармонь и красочно напомнил Вольногорам, что когда-то горожане «лоханулись и кинули» прадеда Иноземцева, а потом не одно десятилетие «лаптями щи хлебали». Вольногорский правдолюб завел блог в «Живом журнале» – и число сочувствующих искателям правды из Северного Заречья росло в глобальной сети день ото дня.

Наиболее активные горожане во главе с Разиным забаррикадировались в здании мэрии и сидели там до приезда специальной комиссии из Москвы. Среди вынужденных заточенцев был и историк Василий Гаврилович Кудюмов. Каждый день он выходил на балкон мэрии с очередной речью, объясняя простым и доступным языком весьма сложную для принятия мысль о том, что без достойных элит человечество бы до сих пор пребывало (а местами и продолжает пребывать, и дело здесь отнюдь не в техническом прогрессе) в первобытном состоянии, и уж если в отдельном, пусть маленьком, городе вырастили по-настоящему честного и достойного управителя, то надо его оберегать и за него бороться.

Потому что не всем городам так везет!

Оглядывая хмурые, внимательные лица вокруг, Кудюмов говорил с мягкой силой:

– Мы должны объединиться Христовой правды ради – против всего, чем заполонили, связали, задавили нас злые наши, фальшивые, жадные наши! Сердечные мои, ведь это за весь народ поднялась молодая кровь наша!.. Не отходите же, не отрекайтесь, не оставляйте его на одиноком пути. Пожалейте себя…