Город женщин  - Элизабет Гилберт Страница 56

А как же иначе. Уолтер всегда говорил начистоту.

Как часто случалось в наших беседах с Уолтером, я молча ждала приговора, точно первоклассник, которого вызвали к директору. Как же мне хотелось, чтобы он хоть раз принял мою сторону! Но он ни разу этого не сделал. Даже в детстве он выдавал родителям все мои секреты и никогда не вступал со мной в сговор против взрослых. Он был для меня скорее третьим родителем, чем братом. И вел себя как отец, а не сверстник. Более того: и я воспринимала его как отца.

Наконец он сказал:

– Нельзя вечно вот так маяться дурью, ты же понимаешь?

– Конечно, – закивала я, хотя вообще-то планировала именно что вечно маяться дурью.

– Мы живем в реальном мире, Ви. Рано или поздно придется забыть о пьянках-гулянках и повзрослеть.

– Несомненно.

– Ты хорошо воспитана. И я верю, что воспитание даст о себе знать. Когда время придет, ты одумаешься. Сейчас ты изображаешь богему, но в конце концов успокоишься и выйдешь замуж за подходящего человека.

– Ну разумеется. – Я кивала, будто так и собиралась поступить.

– Я не сомневаюсь в твоем здравомыслии, иначе немедленно отправил бы тебя домой в Клинтон.

– Я тебя не виню! – воскликнула я в порыве самобичевания. – Будь у меня сомнения в моем здравомыслии, я бы сама себя немедленно отправила в Клинтон.

Я несла полную чушь, но Уолтер, похоже, успокоился. К счастью, я хорошо знала брата и понимала, что моя единственная надежда на спасение – соглашаться с каждым его словом.

– Напоминает мне мою поездку в Делавэр, – заметил он уже мягче после очередной долгой паузы.

Я запнулась. Делавэр? А потом вспомнила, что прошлым летом брат провел там несколько недель. Кажется, он работал на электростанции, изучал инженерные коммуникации.

– Точно! Делавэр! – поддакнула я, решив развить вроде бы перспективную тему, хотя понятия не имела, о чем речь.

– Там мне пришлось общаться с людьми, которые не отличались благородством нравов, – продолжал Уолтер. – Но сама знаешь, как бывает. Иногда полезно столкнуться с теми, кого воспитывали иначе. Так сказать, для расширения кругозора. И укрепления характера.

Его снобизм меня покоробил.

Но брат улыбнулся, не видя в своих словах ничего дурного.

И я тоже улыбнулась. Попыталась сделать вид, что якшаюсь с отбросами общества исключительно ради расширения кругозора и укрепления характера. Такое непросто выразить мимикой, но я старалась изо всех сил.

– Ты просто не нагулялась, – подытожил он, почти убедив себя в истинности поставленного мне диагноза. – Дело молодое. Ничего страшного.

– Ты прав, Уолтер. Мне просто надо нагуляться. Не стоит волноваться за меня.

Он помрачнел. Я допустила тактическую ошибку: указала ему, чего не стоит делать.

– Но я не могу не волноваться за тебя, Ви! Через несколько дней начнутся занятия в офицерской школе. Я переберусь на крейсер в другом конце Манхэттена и не смогу больше за тобой присматривать.

Аллилуйя, подумала я, но закивала с серьезным видом.

– И мне не нравится, как ты распоряжаешься своей жизнью, – добавил он. – Вот зачем я тебя сюда позвал. Сказать, что мне это совсем не нравится.

– О, я тебя прекрасно понимаю! – Я решила вернуться к первоначальной тактике и поддакивать каждому слову.

– Скажи, что у тебя с этим Энтони ничего серьезного.

– Абсолютно ничего, – соврала я.

– Ты ведь не позволила ему лишнего?

Я покраснела. И не от смущения, а от чувства вины. Но это сыграло мне на руку, потому что со стороны я, должно быть, выглядела невинной овечкой, которую смутило одно лишь упоминание о сексе, хоть и завуалированное.

Уолтер тоже зарделся.

– Прости, что спрашиваю, – он, видимо, не хотел задеть мою предполагаемую скромность, – но я должен был узнать.

– Понимаю, – кивнула я, – но я бы никогда… Тем более с таким, как Энтони. Да и вообще ни с кем!

– Тогда ладно. Раз ты так говоришь, я тебе верю. И не стану рассказывать про Энтони маме и папе.

Тут я впервые за весь день вздохнула с облегчением.

– Но ты должна пообещать мне кое-что, Ви, – продолжил брат.

– Что угодно.

– Если у тебя возникнут любые проблемы из-за этого парня, ты мне позвонишь.

– Непременно, – поклялась я. – Но никаких проблем не будет. Вот увидишь.

Уолтер вдруг показался мне стариком. Непросто, наверное, в двадцать два года, накануне отправки на фронт, воображать себя защитником всех и вся. Одновременно пытаться выполнить долг перед родиной и решить семейные проблемы.

– Я знаю, что скоро ты покончишь с Энтони. Просто пообещай, что не наделаешь глупостей. Я знаю, что ты не дурочка и не допустишь безрассудства. У тебя есть голова на плечах.

В тот момент мне стало даже немного жаль Уолтера – так отчаянно он старался думать обо мне только хорошее.

Глава восемнадцатая

Знаешь, Анджела, мне совсем не хочется рассказывать тебе, что было дальше.

Думаю, я намеренно оттягивала этот момент.

Слишком много боли причиняют мне те воспоминания. Потянуть еще?

Пожалуй, нет, давай покончим с этим.

Март 1941 года подходил к концу.

Зима выдалась долгой. В начале месяца на Нью-Йорк обрушился сильный буран, и несколько недель город расчищали от снега. Нам страшно надоело мерзнуть. В «Лили» стоял холод, гуляли сквозняки, в ледяных гримерках было не согреться – они скорее годились для хранения мехов.

От холода у нас шелушилась кожа и выскакивали простуды на губах. Девчонки мечтали поскорее нарядиться в весенние платья и продемонстрировать ножки, вместо того чтобы кутаться в пальто и несколько шарфов, как мумии. Я видела, как некоторые артистки надевали под платья рейтузы и тайком снимали их в дамской комнате ночного клуба, а в конце вечера, прежде чем выйти на ледяные улицы, так же незаметно надевали. Поверь, Анджела, даже солистка бурлеска выглядит совсем не сексапильно в рейтузах! Я целыми днями шила легкие платья в тщетной надежде, что погода непременно улучшится, как только у меня появится новый летний гардероб.

Наконец к исходу месяца пришло потепление, и холода отступили.

Стоял один из тех ясных солнечных дней, когда кажется, что лето уже не за горами. Я тогда еще слишком недавно жила в Нью-Йорке, чтобы не поддаться на обман (март здесь очень коварен!), поэтому, завидев солнце, позволила себе порадоваться.

Дело было в понедельник. В театре царила темнота. Среди утренней почты я нашла приглашение, адресованное Эдне. Тем вечером Британо-американская женская ассоциация устраивала в «Уолдорфе» благотворительный бал, средства от которого планировалось направить на поддержку вступления Соединенных Штатов в войну.