Ожерелье для дьявола - Жюльетта Бенцони Страница 56

Имя звучало странно, оно хорошо подходило к незнакомцу, но абсолютно ничего не говорило шевалье. А этот человек, несмотря на некоторую выспренность, был все же симпатичным, и было в нем что-то привлекательное. Жиль без особых церемоний уселся в кресло со вздохом облегчения, за что он тотчас же извинился.

— Вы верно угадали, граф, — я очень утомился. Как только гроза утихнет, я попрошу вашего разрешения удалиться. Весьма опасаюсь, что засну прямо перед вашими глазами.

— Вы рассчитываете вернуться в Версаль этой же ночью?

— Нет же, я хочу переждать ночь в отеле «Йорк», на улице Коломбье. Там меня знают. Но я не заказывал комнаты, и очень может быть, что мне придется довольствоваться конюшней. Но это не имеет особого значения.

— Вы можете уехать, когда пожелаете. Но не раньше, чем вы разделите со мной этот паштет и эту бутылку шампанского. Ничего нет лучше для уставшего организма, чем такое сочетание. Да, вы не ответили на мой вопрос.

Он приблизил к огню маленький столик, уже накрытый, разрезал на толстые куски паштет из перепелок с золотистой корочкой, наполнил два прозрачнейших бокала пенистым золотистым вином. Жиль видел, что у него очень красивые и необыкновенно ухоженные руки, унизанные перстнями с алмазами и рубинами, даже в несколько чрезмерном для мужчины количестве.

— Это верно, — согласился Жиль, беря протянутый ему бокал. — Вы заметили, что я за вами слежу, и вы спрашиваете почему. Вы же сами и ответили на этот вопрос, вы верно угадали. Только Богу известно, как я влюблен. Да, я влюблен в ту девушку, с которой вы провели вечер. Скажите же, как вы могли узнать об этом, не видя меня, не зная никаких подробностей обо мне?

Калиостро рассмеялся.

— Это легко. Ваше лицо и особенно голос говорят, что вы бретонец. Конечно, вы гораздо выше среднего роста, но ваши черты говорят о древней и чистой кельтской расе. Кроме того, хотя у вас нет никакого акцента, но ваша манера выделять согласные окончательно меня убедила. До этого я еще колебался между Нормандией и Бретанью.

Вы были на войне в Америке, о чем нетрудно догадаться, поскольку это написано на груди. Вы недавно в Париже, потому что вы еще не восприняли всех привычек общества. Иначе вы бы знали, что буколические вкусы графини Прованской и ее любовь к скрытности побудили ее к тому, что на экипажах, которыми она пользуется для неофициальных поездок (для милосердия, например), нарисована просто роза вместо ее гербов. Вы холостой, поскольку женатые в вашем возрасте не пребывают ночью на улицах. И, наконец, вы влюбленный. Конечно же, вы могли следовать только за девушкой, которую я сопровождал. Затем я ни на одно мгновение не сомневался, что именно я являюсь предметом вашего преследования. Видите ли, меня еще мало знают в Париже, я сюда приезжаю редко, лишь по делам. Сейчас я живу в Бордо, там я живу с осени прошлого года. А приехал я из Неаполя.

— Но вы достаточно хорошо известны. На вас делают засаду в подъезде вашего дома и нападают на вас.

— Я уверяю вас, что вы не знаете Парижа. Хозяин этого дома граф Оссолинский — богатый польский вельможа, а я всего лишь презренный бедняк. А эти охотились за моими деньгами и драгоценностями, — добавил он, любуясь своими руками, унизанными перстнями. — Ну, а теперь скажите мне, что я смогу сделать для вас, я непременно хочу отплатить вам.

— Если эти люди охотились лишь за вашими деньгами, граф, то этот долг не слишком большой.

Мы будем в расчете, если вы мне просто скажете, что у вас за отношения с мадемуазель де Лятур.

— Только отеческие, уверяю вас. Она приходится племянницей одной замечательной женщине, которую я имел счастье излечить от некоторых болезней сразу же по моем приезде три года назад, когда я был приглашен для лечения маршала Субиза. С тех пор я всегда наношу им визиты, в каждый мой приезд в Париж. А сегодня вечером мы виделись с нашими общими друзьями.

Вот и вся загадка. Но берите же ваш паштет, он отличный. Еще вина?

— Вы врач?

— Я вам сказал: я тот, кто есть; мог бы сказать также: я тот, кто знает. Да, мой юный друг, я врач и, не хвалясь, скажу, может быть, даже лучший из всех, поскольку я излечиваю не только тело, но и душу. Некоторые из моих больных не могут без меня обойтись, и это обязывает меня много путешествовать.

Инстинкт говорил Жилю, что все это не досказано. Что-то здесь было не так, не клеилось, но что именно, он не мог сказать. Может быть, излишняя простота и естественность объяснения не соответствовали тому, что происходило вокруг графини и мосье. Чтобы удостовериться в своем подозрении, он спросил:

— Вы лечите кого-нибудь в Люксембургском дворце? Может, графиню, а может, и самого мосье?

— Да, Мосье прибегает иногда к моим скромным услугам, когда его особенно одолевают болезни. Но делает он это с большими предосторожностями и держит в большом секрете, с тем чтобы не вызывать неудовольствия со стороны тех, кто обязан следить за его здоровьем.

— Болезни? Принцу же только тридцать.

— Возраст здесь ни при чем. Он излишне много ест и пьет. Представьте только, что его светлость ежедневно выпивает около десяти бутылок старого вина. Кроме того, хотя он обожает лошадей и имеет в своих конюшнях лучших чистопородных лошадей Европы, он не делает никаких упражнений в противоположность королю, который ест и пьет много меньше и ежедневно ездит на охоту. А что до мосье, видите ли, причины бед с его здоровьем многочисленны. Он страдает приступами подагры, расширением вен, печеночными коликами, рожистыми воспалениями. У меня есть некоторые эликсиры, которые ему иногда очень помогают. Это единственное, что он приемлет, ибо, когда я ему говорю о режиме, он отказывается меня даже выслушать.