Изменницы - Элизабет Фримантл Страница 55

Я сразу узнала знакомые слова, которые отпечатались у меня в сердце: «Она научит тебя жить; она же научит тебя умирать». Дрожь охватила меня при мысли, что я мало-помалу забываю Джейн, и все, что останется после нее, – эти слова.

– Мама, я скучаю по ней.

Наши мысли о Джейн прервал стук в дверь. Вошел паж.

– Миледи, к вам граф Гертфорд, – сказал он, не в силах скрыть озабоченность, когда увидел, что Maman посерела от усталости.

– Молодой Нед Гертфорд! – воскликнула она, чуть выпрямляясь. – Наверное, приехал просить моего разрешения ухаживать за Кэтрин. Просите его! – Паж ушел выполнять приказание. Я расправила плед Maman и заправила ее волосы под чепец. – Если Кэтрин выйдет за него, Фериа перестанут интриговать. – Она умолкла, когда открылась дверь и вошел Гертфорд, снимая на ходу шапку и низко кланяясь.

Он был очень красив. У него были светлые кудри и нежная кожа, лицо гладкое, как у девушки. Его изящные сапоги немного испачкались в дороге, а кончик носа покраснел от холода. Maman прищурилась.

– Милорд Гертфорд, – сказала она, – как вы, наверное, рады возвращению титула!

– Я очень счастлив, миледи.

– Это сестра Кэтрин, леди Мэри, – представила меня Maman, беря меня за руку и кладя ее себе на колени.

Он повернулся ко мне со словами:

– Для меня истинная радость познакомиться с сестрой леди Кэтрин.

Мне показалось, что он не кривит душой. Я искала на его лице следы презрения или неприязни ко мне, но не нашла даже намека на них. Может быть, Кэтрин заранее предупредила его о моих… особенностях. Как бы там ни было, был он подготовлен или нет, наградил меня теплой улыбкой и уселся на скамью напротив, куда ему указала Maman.

– Итак? – поощрила его Maman, немного порозовевшая от радостного волнения.

– Я… хм… – Он не сразу нашелся с ответом, за что понравился мне еще больше.

– Вы хотите спросить, можете ли ухаживать за моей дочерью?

– Да, миледи. – Он снова улыбнулся, видимо испытывая облегчение оттого, что не приходится объясняться. Кажется, я понимаю, что в нем нашла моя сестра. Он во многом похож на нее.

– Насколько я понимаю, вам известно, что леди Кэтрин – не обычная девушка. – Maman умела выражаться весьма сурово, хотя в ее лице содержался намек на улыбку. Правда, Гертфорд так нервничал, что едва ли что-то заметил.

– Известно, миледи. Надеюсь, вы не сочтете меня неподходящей партией для нее. Я довожусь двоюродным братом покойному королю Эдуарду, а с материнской стороны мы происходим от…

– Эдуарда Третьего, – перебила его Maman. – Да, я знаю о вас и о ваших предках. Я очень хорошо знала вашего батюшку… и вашу матушку. Как она поживает? Мне говорили, она сейчас в Хенуорте?

– Да, миледи, и она в добром здравии.

– Каково ее отношение к вашему намерению ухаживать за моей дочерью?

Он дернул нитку на своем дублете, сорвав блестящую бусину.

– Она… ей пока ничего не известно.

– Значит, вы считаете, что она вас не одобрит?

– Полагаю, что… – Он сделал паузу и повертел между пальцами бусину: – Да, миледи.

– Что ж, не важно. – Maman уже не скрывала улыбки. – Считайте, что мое одобрение у вас есть. Но мне хотелось бы знать и мнение дочери. Вы можете ухаживать за ней, только если она сама того пожелает.

– Она желает, миледи!

– Мне хотелось бы узнать все от нее самой. Поэтому, когда вы вернетесь ко двору, велите ей приехать сюда, ко мне, и, если она подтвердит ваши слова, она ваша. Насколько я понимаю, королеве тоже еще ничего не известно?

– Нет.

– Полагаю, она сейчас слишком поглощена собственными делами и не замечает, что кое-кто увлекся одной из ее фрейлин.

И я, и Гертфорд понимали, что под «собственными делами» Maman имела в виду Дадли.

– О королеве мы побеспокоимся, когда придет время, – продолжила Maman. – Я сама к ней обращусь. Я хорошо знала ее, когда она была девочкой. Но пока вы должны вести себя осмотрительно – неприятности нам ни к чему.

Гертфорд бросился к ее ногам, взял обе ее руки в свои. Жест был, пожалуй, излишне театрален и все же очарователен.

– По-вашему, она даст нам свое благословение?

Он был похож на влюбленного юношу из стихотворения, который просит руки своей любимой. Я представляла, как нравится Кэтрин такая напыщенность!

– Не сомневаюсь, все будет хорошо, – заключила Maman. – Но советую вам склонить на свою сторону как можно больше членов Тайного совета; однако говорите только с теми, кому вы доверяете. Они вам помогут.

– Так я и поступлю, миледи. Я на все готов!

– Передайте леди Кэтрин, пусть сама заберет своих любимцев, когда приедет сюда. Если только вы сами не хотите доставить их ей.

* * *

Меньше чем через неделю после визита Гертфорда приехала Кэтрин, а с ней – милая Пегги. Кэтрин не смогла скрыть потрясения при виде Maman, чье состояние значительно ухудшилось. В последнее время она стала совсем хрупкой. Я очень боялась за нее – ее желудок не принимал ничего, кроме самого легкого бульона, она была так слаба, что с трудом вставала с постели. Стоукс не отходил от нее. Каждую ночь он сидел с ней, нерушимый как скала. Он терпеливо давал ей лекарственные настои, держал ее за руку, читал, чтобы отвлечь ее, когда ей пускали кровь или ставили банки. Но доктор лишь печально качал головой, и мы понимали, что печальный исход – лишь вопрос времени. По словам доктора, у нее болезнь селезенки. Он давал Maman болеутоляющее средство – иногда боль бывала настолько нестерпимой, что она кричала, как при родах. Она часто думала о прошлом, вспоминала нашу жизнь в Брадгейте и много говорила о Джейн – как она всех нас опозорила своей ученостью. Кроме того, Maman о многом сожалела. Она как будто ушла в прошлое и хотела там остаться.

Я старалась представить себе жизнь без нее, но это все равно что представлять себе море без соли. Говорят, в Святой земле есть такое соленое море, что в нем невозможно утонуть. Для меня таким морем была Maman; она вырастила меня, постоянно поддерживала, и теперь я боялась, что без нее не удержусь на поверхности. Когда я думала о том, как уменьшилась наша семья, в душу мне закрадывался страх – останемся только мы с Кэтрин, и некому будет защитить нас от Елизаветы. Меня, скорее всего, снова призовут ко двору; возможно, я стану воспитанницей королевы.

Я слушала беседу Кэтрин и Maman. Кэтрин описывала живую картину, в которой она принимала участие: она изображала одну из муз. Я восхищалась ее способностью радоваться жизни и занимательно рассказывать. Видела, как оживала Maman, когда слушала Кэтрин. Почему я была так придавлена горем, что не умела развлечь Maman, отвлечь ее от боли веселыми историями?

– Я была Терпсихорой, – сообщила Кэтрин, подпрыгивая и изображая несколько танцевальных па. – Маргарет Одли была Эрато, это лучшая роль, а бедной Пегги досталась Клио. Пегги, кажется, тебе пришлось цитировать бесконечный трактат по истории Англии?