Валентина. Тайные желания - Ноэль Гаррисон Страница 55

Они сидят, молча глядя на канал, пока Сантос не поворачивается к ней.

– Так ты любишь меня? – спрашивает он, глядя на нее. Лицо его в этот миг кажется одновременно молодым и старым.

Она хмурится.

– Я полюбила тебя в тот день, когда впервые увидела. И я говорила тебе это бессчетное количество раз.

Он пожимает плечами, отводя взгляд.

– Многие женщины говорили, что любят меня. Но ни одна не любила на самом деле. Все они хотели заполучить какую-то часть меня. В основном мой дух свободы.

Она берет его руку, соединяет его пальцы со своими и заставляет взглянуть на нее.

– Сантос, я не хочу отнимать твой дух. Зачем мне твой дух, если это именно то, что мне больше всего нравится в тебе?

– Ах, Белль, что же у тебя за любовь? Ведь насколько мне ведомо, любовь – это когда ты хочешь удержать рядом с собой кого-то до самой смерти.

Она с убеждением качает головой.

– Нет, Сантос, если ты любишь кого-то, ты позволяешь ему оставаться тем, кем он хочет быть. Поэтому я и полюбила тебя. Ведь ты позволяешь мне оставаться такой, какой я хочу быть. Разве могу я поступать с тобой иначе? Я так тебя люблю, что знаю: когда-нибудь мне придется отпустить тебя.

Она осекается. Руки ее падают, и она закрывает шелковым пеньюаром лицо, чтобы скрыть печаль.

Сантос подсаживается к ней и обнимает.

– Белль, Птичка, я могу однажды покинуть тебя, но обязательно вернусь.

Она опускает ткань и смотрит на него глазами, наполнившимися надеждой.

– Вернешься?

– Разве могу я не вернуться к тебе, моя милая?

Он нежно целует ее, и Белль едва не задыхается от восторга. Он пообещал, что вернется. Когда-нибудь. Когда это случится, она не знает, да это и не важно. Он дал ей причину продолжать жить.

Они предаются любви на балконе, укутавшись в ее сапфировый пеньюар. Пока в этом коконе любви Сантос входит в нее, Белль наблюдает за луной. Небесное светило окропляет воду белесыми бликами подобно тому, как его семя окропляет ее плоть.

На следующий день начинается дождь, и Сантос не приходит. Она ждет его у окна, посылая беззвучные молитвы любому богу, который может ее услышать. Она колет палец шипом одной из их белых роз, уже желтеющих и осыпающихся, предлагает свою кровь в обмен на исполнение ее желания. Но канал пуст. Дождь за окном стоит стеной, разбрызгивая отражения по небу. Она ждет, сколько хватает смелости, и возвращается в дом Луизы, не прячась от ливня. Сердце ее трепещет от безотчетного ужаса. Разве мог Сантос покинуть Венецию, не попрощавшись?

Подходя к дому Бжезинского, замечает, что в кабинете мужа горит свет, и со страхом думает: он вернулся раньше, чем планировал. Его возвращения ждали только к завтрашнему вечеру. Сегодня она не вынесет допроса. Дождь уже прекратился, поэтому она идет к черному ходу, осторожно ступая по каменной кромке над самым каналом. Вдруг старый камень крошится под ногой, но она, едва не упав в воду, успевает запрыгнуть в дверь. Крадучись, идет по коридору, поднимается по лестнице и минует кухню. Она промокла до нитки и дрожит от холода. Еще чуть-чуть, и Луиза успела бы шмыгнуть в свою комнату, но вдруг на лестничной площадке словно из ниоткуда появляется муж.

– Где ты была? – спрашивает он со злобной гримасой.

– Гуляла.

– Разве приличная женщина в Венеции пойдет гулять ночью под проливным дождем одна? Ты погляди на себя!

Она смотрит на свой мокрый черный бархатный жакет, липнущий к телу, и горько вздыхает. Она так устала от всего этого.

– Синьор Бжезинский, – обращается она к нему, – вам бы следовало знать: ваша жена – что угодно, но только не приличная женщина.

Этого достаточно, чтобы вывести его из себя. Он бросается к ней и бьет ее в шею и грудь. Она морщится от боли, но, стиснув зубы, молчит.

– Ну же, – насмешливо бросает она, – ударьте меня еще раз. Вы считаете себя таким большим человеком, но вы – посмешище. Все смеются над вами, потому что ваша жена – ШЛЮХА!

Она говорит не думая. Слова сами срываются с уст. Муж хватает ее за рукав, втаскивает в спальню и с грохотом захлопывает дверь. Его охватила такая ярость, что он не может ничего сказать. Но он может ее ударить. Он толкает ее на кровать и снимает ремень с брюк. Она видит, как металлическая пряжка, блеснув в тусклом свете, описывает дугу и опускается на нее. Потом еще и еще раз. Этой ночью он избивает ее так сильно, что на ней не остается живого места. Но Луизе все равно. Она счастлива заплатить такую цену за право обладать Сантосом.

Устав избивать жену, он кричит ей в лицо:

– Ты родишь мне ребенка, бесплодная сука, или я убью тебя!

Он вырывается из спальни и спускается к ужину, чтобы затушить свою ярость говядиной и сливками.

Луиза не думает о еде. Час она лежит на кровати, не в состоянии пошевелиться. Она не в силах даже снять мокрую одежду, хотя знает, что, если этого не сделать, можно простудиться. Наконец дверь комнаты открывается. «Он вернулся, – думает Луиза, – чтобы добить меня». Но появляется не синьор Бжезинский, а Пина. Лицо горничной каменеет от ужаса, когда она видит хозяйку. Она молча, слова здесь излишни, бросается вон из комнаты. Через несколько секунд она возвращается с тазом горячей воды, каким-то маслом и полотенцами. Стягивает с Луизы липнущую к телу мокрую одежду и осторожно вытирает кровь с побитых ног. На своем сицилийском говоре она бормочет нежные слова, которые Луизе не понятны, но тон, каким она их произносит, успокаивает ее, и, хотя девочка на десять лет ее моложе, Луизе кажется, что она заботится о ней, словно мать. Однако в последнем она не уверена, потому что родная мать ее никогда так себя не вела.

Пина делает все, чтобы помочь хозяйке, кладет припарки из целебных растений на горящую огнем кожу, но боль раздирает ее тело. Сейчас единственное желание, единственная потребность Луизы – оказаться в руках Сантоса. Но что, если этого больше никогда не случится? Мысль о том, что Сантос уплывает от нее прочь на своей белой шхуне, терзает ее сильнее боли. Лучше умереть, чем никогда больше с ним не увидеться.