Королева сплетен - Мэг Кэбот Страница 55

Я заканчиваю отпарывать кружевные крылья, и в дверь снова стучат. Понятия не имею, сколько я уже работаю и который теперь час, но в маленькое окошко мне видно, что солнце уже садится, окрашивая небо в рубиновый цвет. С лужайки до меня доносятся смех и звон посуды. Гости едят.

И поскольку я сама перетаскивала продукты из грузовичка, уверена, то, что они едят, очень вкусно. Я даже не сомневаюсь, что им подают трюфеля и фуа-гра. [19]

– Входи, – кричу я, думая, что это снова Чаз.

И совершенно столбенею, видя, что это вовсе не Чаз, а Люк.

– Ого, – говорит он, протискиваясь в мою комнатку и озабоченно осматриваясь.

Оно и понятно – комната напоминает фабрику конфетти.

– Чаз сказал мне, что случилось, – говорит он. – Я и понятия не имел, что они втянут в это тебя. Это же полное безумие.

– Да, – говорю я сухо. Я твердо намерена не плакать при нем. – Безумие, это точно.

Держись, Лиззи. Ты сможешь.

– Как они уговорили тебя? – спрашивает Люк. – Лиззи, никто не может сделать свадебное платье за одну ночь. Почему ты не отказалась?

– Почему я не отказалась? – О, нет. Вот и слезы. Я чувствую, как они собираются под веками – горячие и влажные. – Господи, Люк. Не знаю. Может, потому, что твоя девушка стояла и расписывала, как ты нахваливал мои таланты.

– Что? Я не… – Люк ошарашен.

– Да я уж поняла, – обрываю я его. – Теперь поняла. Но тогда в глубине души надеялась, что ты говорил обо мне что-то хорошее искренне. Надо было догадаться, конечно, что это просто трюк.

– Да что ты такое говоришь, Лиззи? – удивляется Люк. – Лиззи, ты плачешь?

– Нет. – Я вытираю рукавом глаза. – Не плачу. Просто очень устала. День выдался очень долгий. И мне совсем не нравится то, что ты сделал.

– А что я сделал? – Люк совершенно сбит с толку.

В свете лампы у моей кровати он выглядит таким желанным. Он переоделся к вечернему приему, и на нем теперь белоснежная сорочка и черные брюки с острыми, как лезвия, стрелками. Белизна рубашки еще больше подчеркивает, какие загорелые у него руки и шея.

Но я не дам себя обмануть мужской красотой. В этот раз не дам.

– Можно подумать, ты не знаешь.

– Не знаю, – отвечает Люк. – Слушай, не знаю, что такого наговорила Доминик, но я клянусь, Лиззи…

– Неважно, что ты сказал Доминик, – перебиваю я. – Я уже знаю, что это было вранье. Но зачем… – Голос у меня срывается. Ну и где моя решимость не плакать перед ним? Ну и ладно. Разве он не видел, как я плачу? – …зачем ты рассказал Шери о моих проблемах с дипломом?

– Что? – На лице у него целая гамма чувств – от удивления до смущения. – Лиззи, клянусь! Я ни слова не говорил.

Вот это да. Такого я не ожидала. Не думала, что он станет отпираться. Я ожидала, что он сразу раскается и попросит прощения.

И я с радостью его прощу, поскольку и сама виновата перед ним в том, что все растрепала его маме. Конечно, это изменит наши отношения, но, может, удастся прийти к некоему взаимному уважению…

Но вот так стоять и нагло все отрицать? Мне в лицо?

– Люк, – говорю я, и от разочарования голос у меня немного дрожит. – Это мог быть только ты. Больше никто не знал.

– Это не я, – упирается Люк. Одного взгляда на него достаточно, чтобы понять: он уже не смущен, не удивлен. Он в ярости. По крайней мере, если судить по сдвинутым бровям. – Слушай, я не знаю, откуда Шери узнала, что ты не получила диплом, но я ей не говорил. В отличие от некоторых, я умею хранить чужие секреты. Или это не ты рассказала моей маме, что я хотел поступать в медицинскую школу?

О-па! В наступившей тишине до меня снова доносится звон посуды снизу, стрекот сверчков и вопль Викки:

– Лорена! Николь! Идите сюда! Я погибла.

– Э-э, да, – говорю, – я сделала это. Но я могу все объяснить…

– И ты считаешь, – перебивает меня Люк, – что можешь обвинять других в том, что они выдали твой секрет, когда сама не способна хранить чужие?

– Но… – Я чувствую, как кровь отхлынула от лица. Он прав. Абсолютно прав. Я самый величайший лицемер в мире. – Но ты не понимаешь, – пытаюсь оправдаться я. – Твоя девушка, твой дядя – да все вокруг – только и делают, что говорят, как ты жаждешь получить эту работу, и я подумала…

– Ты подумала, а не встрять ли тебе не в свое дело? – спрашивает Люк.

Какая. Я. Идиотка.

– Я хотела помочь, – жалобно говорю я.

– А я не просил тебя помогать, Лиззи. Я не ждал от тебя помощи. Что мне нужно было от тебя… я думал, у нас могло бы…

Стоп. Люку что-то нужно было от меня? Он думал, что у нас может что-то – что?

Сердце у меня вдруг забилось. О господи! О господи!

– Знаешь что? – вдруг говорит Люк. – Не важно. Он разворачивается и выходит из комнаты, решительно закрыв за собой дверь.

Многие считают, что приход к власти Гитлера и расцвет фашизма повинны в том, что в 1930-х вернулись к длинным юбкам и тугим линиям талии, что заставило женщин снова влезать в корсеты. С началом Великой депрессии простые женщины уже не могли приобретать дорогие парижские наряды, в которых щеголяли звезды в кино. Но у талантливых портних, которые могли копировать их фасоны с более дешевыми тканями, работы прибавилось, и наконец-то появились на свет «подделки»… да здравствует липа (см. Луи Вьюттон).

История моды. Дипломная работа Элизабет Николс