Ведьмины цветы - Ольга Свириденкова Страница 55

– Спасибо, Мари, – благодарно улыбнулась Лиза. – Тогда я прямо сейчас велю горничным готовить наряды.

– Прекрасно, ma chere. Зовите вашу служанку. Но сначала, – Марья Семеновна заговорщицки улыбнулась племяннице, – велите принести нам шампанского. Выпьем за успех нашего начинания и… несокрушимую женскую солидарность.

На другой день завсегдатаи Александринского театра были весьма заинтригованы, увидев в ложе бенуара очаровательную смуглянку в белом атласном платье и элегантном алом веночке а‑ля Тальони. На груди незнакомки красовались великолепные бриллианты. Она обмахивалась веером из красных испанских кружев. Прекрасные темные глаза женщины заинтересованно и чуть-чуть насмешливо осматривали залу, на хорошеньких пухлых губах играла едва уловимая усмешка.

Рядом с красавицей сидела графиня Полтева, улыбаясь загадочной улыбкой и приветливо кивая знакомым молодым людям. Один из них, поощренный этим доброжелательным кивком, нерешительно приблизился к ложе. За ним последовал второй, третий… В конце первого акта в ложе графини находилось трое молодых мужчин. В антракте их число удвоилось. Когда же опера закончилась, хорошенькую княгиню Тверскую и ее тетушку провожала целая толпа предупредительных кавалеров. И все они были приглашены на завтрашний раут в особняк графини Полтевой.

Через пять дней Лиза отправилась на свой первый столичный бал. Переступая порог огромной сияющей залы, она не чувствовала ни малейшего трепета или страха, только приятное волнение, окрашивающее ее щеки нежным румянцем. И эта, на первый взгляд, странная уверенность в своем успехе имела вполне определенные причины: ведь ее бальная карточка была уже наполовину заполнена.

К концу первой недели после Лизиного дебюта взыскательное столичное общество единогласно признало, что юная мадам Тверская чрезвычайно мила, приятна в общении, и ее манеры вполне соответствуют bon genre (хорошему тону). А один молодой франт, только что вернувшийся из Парижа, во всеуслышание заявил, что она похожа на настоящую светскую львицу – новый женский образ, пришедший на смену образу томной романтической красавицы и весьма почитаемый в нынешнем французском свете.

Он ехал на лошади через бесконечный темный лес. Высокие деревья зловеще смыкались над головой. Мохнатые ели тянули к нему широкие ветви, словно пытались схватить, и от этого его лошадь испуганно шарахалась то в одну сторону, то в другую. Он придержал повод. Лошадь остановилась, и он с беспокойством огляделся, стараясь найти хоть какой-то просвет в сплошной стене деревьев.

Внезапно рядом раздался пронзительный женский крик. Он сразу узнал этот голос, и его бросило в холод. Это кричала Лиза. Ее голос, наполненный болью и ужасом, звучал совсем близко, но Алексей ее не видел, и поэтому не мог прийти на помощь.

Крик повторился, и Алексей наугад направил лошадь в его сторону. Они врезались в густую чащу деревьев, и противные ветви облепили их со всех сторон. Алексей потянулся к сабле, надеясь прорубить дорогу, но вместо стальной рукояти его ладонь коснулась другой человеческой ладони. Он повернул голову. И увидел прямо перед собой злобно оскалившееся лицо Глебова. От ужаса и изумления Алексей застыл на месте. А Глебов вдруг торжествующе посмотрел на него и медленно, отчетливо произнес:

«Я всегда жестоко мщу своим врагам. Даже если для этого приходится встать из могилы».

В отчаянном усилии вскинув руку, Алексей изо всех сил обрушил сжатый кулак на голову противника. Раздался хруст, затем недовольное ворчание… И Алексей проснулся.

– Тьфу ты, господи! – пробормотал он, проводя ладонью по взмокшему лицу. – И приснится же этакая дрянь!

Рядом снова послышалось недовольное ворчание. Повернув голову, Алексей увидел на соседней подушке лицо Анастасии. Пробормотав во сне что-то неразборчивое, она перевернулась на другой бок и снова мирно засопела. Тогда Алексей осторожно откинул одеяло и встал с кровати.

Августовское утро было великолепным. Над гладью Финского залива стелился серебристый туман. Из его дымки выступали верхушки кустарника, живописно разбросанного вдоль пологого берега. Огромный газон перед коттеджем переливался радужными капельками росы. Посмотрев на высокие стрельчатые окна спальни (дача была выстроена в новомодном готическом стиле), Алексей представил себя средневековым рыцарем из замка. «Хорош рыцарь, – внезапно мелькнуло у него в голове. – Не сумел защитить свою даму от злодея».

И сразу очарование чудесного утра исчезло. На смену романтическим мечтаниям пришли привычные невеселые мысли. О Лизе, об их размолвке, о неизвестных злоумышленниках, которых он, к своему огромному стыду, так и не сумел наказать. И об этом странном, зловещем сне.

Прошел целый месяц с того дня, как он оставил жену на попеченье тетушки и уехал в Петергоф. Скоро двор – а вместе с ним и кавалергардский полк – вернется в город. А он так и не научился думать о Лизе спокойно, как о чужом человеке. Воспоминание о ее предательстве до сих пор причиняло ему мучительную боль. Мысль о том, что у них уже никогда не будет прежних теплых и доверительных отношений, была невыносима. Вдобавок ко всем этим терзаниям примешивались непонятные угрызения совести. Будто это не Лиза была перед ним виновата, а он перед ней.

Эти уколы совести отравляли ему все петергофские удовольствия. Даже ночные часы с пылкой красавицей Анастасией не доставляли ему прежней радости. Хуже того, любовница постоянно его чем-то раздражала. И это порядком тревожило его, потому что Анастасия вовсе не изменилась в худшую сторону – она осталась такой же, какой была всегда. Зато… зато изменился он сам.

– Но этот сон, – задумчиво пробормотал он. – Откуда он взялся? Я же никогда не думал о том, что Глебов мог каким-то чудным образом остаться в живых. Это все Лизины фантазии.

«Я всегда жестоко мщу своим врагам. Даже если для этого приходится встать из могилы»… – вспомнились ему слова Глебова из сна.

Алексею вдруг стало зябко, будто на него и впрямь повеяло могильным холодом. Почему, почему Глебов сказал ему во сне это? Ведь ничего такого перед смертью он не говорил. Впрочем, он был убит наповал и вообще ничего не успел сказать. Может, это всего лишь отражение собственных мыслей Алексея? Они оба враги Глебова: он, Алексей, потому, что убил, а Лиза – потому что вышла за убийцу жениха. Но месть… Каким образом Глебов мог ему отомстить? Ведь не сделался же он, и впрямь, вампиром!

«А что если первым мужчиной Лизы был вовсе не Андрей, а Глебов? – вдруг пришла ему на ум чудовищная догадка. – Да нет, вздор, – тут же возразил он себе. – Если бы это был он, зачем бы она запиралась? Впрочем, довольно об этом. От таких мыслей можно с ума сойти!»

Встряхнув головой, чтобы прогнать тягостное наваждение, Алексей бесшумно оделся. Потом вышел во двор, велел оседлать своего любимого жеребца Султана и выехал на дорогу. Миновав несколько дач, он оказался в парке Александрия, неподалеку от императорского дворца Коттеджа, или, как его еще называли, дачи Николая Первого. В этом дворце сейчас отдыхала царская семья. Тут же несли службу офицеры кавалергардского полка. Заступать на дежурство Алексею было еще рано, поэтому он решил немного покататься по парку.