Счастье в награду - Кэтрин Стоун Страница 55

— Я пообещал рассказать вам обо всем случившемся сегодня у Вивеки. И непременно это сделаю. Но мне кажется, что сперва следует изложить то, о чем мне хотелось бы поговорить с Лукасом. Если вы сочтете это чушью, ради которой ему не стоит со мной встречаться, то не будет иметь никакого смысла вдаваться в еще более отвратительные и жестокие подробности произошедшего у Вивеки. Вы согласны?

— Да.

— Лукас ошибается на мой счет, Гален. Это и будет моей основной линией. Я уже вижу по вашей реакции, что вы ни на миг мне не поверили и снова начинаете сомневаться в правильности своего решения впустить меня в дом. Но пожалуйста, выслушайте меня до конца! Вам нечего бояться. Если уж говорить об опасности, то она сейчас грозит исключительно Лукасу — вернее, его душе и сердцу.

Брэндон выжидательно замолк и не прерывал паузу до тех пор, пока не дождался едва заметного кивка от Гален.

— Я не оспариваю способность Лукаса предчувствовать опасность. Он действительно обладает этим даром. И для жертв и их семей он сродни благословению свыше. Но для меня его дар оказался проклятием. Как и для моей семьи. Лукас уверял комиссию по досрочному освобождению, что почувствовал угрозу с моей стороны в тот вечер, когда погибла Дженни, и за две ночи до этого. Гален, поймите, я не сомневаюсь — Лукас верит в это. Но ведь когда Дженни не стало, ему было всего девять лет, и ее смерть слишком сильно отразилась на нем! Все психологи в один голос утверждают, что тяжело травмированные дети начинают подсознательно искажать реальность, переставлять события и даже подменять одни воспоминания другими. Это нормально, естественно и даже необходимо для сохранения их душевного равновесия. Я консультировался со многими экспертами, и они со мной согласились: Лукас впервые ощутил свой дар где-то в промежутке между гибелью Дженни и первым слушанием вопроса об освобождении. Но из-за подсознательного стремления забыть о полученной в детстве травме он убедил себя, будто ощутил свой талант намного раньше, хотя этого просто не могло быть! Потому что Дженни Кинкейд погибла из-за несчастного случая, а не по злому умыслу.

«Врешь!» Именно это слово показал на пальцах Лукас в тот морозный вечер, прежде чем помчался в темноту, туда, где лежала бездыханная Дженни. Но пока оно звенело у Гален в мозгу, упрямая память подсунула другую картинку — из ее собственного прошлого, — когда мечтательная девочка, получившая травму и вообразившая, что ее предали, надолго позабыла о былом доверии и любви, объединявших прежде мать и дочь.

— Я убил Дженни, — вдруг признался Брэндон Кристиансон в напряженной тишине. — . Но это произошло случайно. И что бы там ни говорил вам Лукас, я всегда сполна отдавал себе отчет в содеянном, но не желал признаваться в убийстве, которого не замышлял. Да, я убил ее, но я не убийца в том смысле, как это понимает Лукас. Он не мог почувствовать ничего, потому что человека, жаждавшего крови Дженни, не существовало в природе. А следовательно, Лукас не мог предотвратить случившегося, и ему давно пора прекратить самобичевание, пока чувство вины не поглотило его окончательно. Вот и все, Гален, что я хотел бы сказать Лукасу, если бы имел возможность. Мне кажется, в этом есть определенный смысл? И Лукасу стоит к нему прислушаться? Но можно ли уговорить его слушать?

Гален же снова вспомнила о Дженни. Как та умела читать по губам и могла, просмотрев разговор в другой комнате, просигналить, озорно блестя глазами: «Ты слышал, что я сейчас видела?»

Услышит ли Лукас рассуждения Брэндона? Возможно. Если сможет увидеть его сосредоточенное лицо, выражающее смирение и надежду.

— Не знаю, — честно ответила она. — Но я все равно хотела бы выслушать все до конца и про случившееся у Вивеки тоже.

Брэндону понадобилось несколько мгновений, чтобы вернуться от воспоминаний о давно минувших днях к недавним событиям.

— Я отдыхал в Испании, — начал он, — уехал туда еще до Рождества и прилетел только сегодня. В аэропорту мне стало известно, что власти учинили обыск в моем доме в Гринвиче. Тогда я решил отсидеться у Вивеки, и она предложила мне остаться переночевать. Мы как раз были у нее, болтали и смотрели телевизор, когда позвонил Адам. Он сказал, что тревожится из-за Джона, боится, как бы с горя тот не сорвался и не натворил что-либо невообразимое. Адам собирался вместе с Джоном навестить Вивеку, чтобы она помогла уговорить его срочно обратиться к какому-нибудь приличному психиатру, который бы безо всякой шумихи мог оказать ему необходимую помощь. Она не возражала, но ей показалось, что мне лучше не торчать на виду, когда приедут Джон и Адам. Я согласился и решил тогда навестить еще одного своего манхэттенского друга. У Вивеки оказался ключ от соседней квартиры. Она дала его мне на тот случай, если я не застану своего приятеля дома.

— Так оно и вышло, — пробормотала Гален, вспомнив доклад полицейского о неожиданном госте, оказавшемся в соседней квартире на Парк-авеню.

— Но, едва высунув нос на улицу, я понял, что мороз стал еще сильнее, и не смог отказаться от искушения вернуться в теплую квартиру. У меня даже не оказалось возможности предупредить Вивеку. Не успел я войти, как откуда ни возьмись, появилась группа захвата. Они были вооружены до зубов и увешаны всякой хитроумной техникой, с помощью которой и мы, и Лукас где-то у себя в фургоне могли без помех наблюдать за всем творящимся возле дверей Вивеки. Адам явился без Джона. Но сказал, что тот должен приехать с минуты на минуту. Дескать, для его помутившегося рассудка крайне важно все делать исключительно по собственной воле. По ходу своих объяснений Адам якобы случайно ввернул, что Джон уже признался ему, как стал манхэттенским Женским Убийцей.

— Нет! Только не Джон! — невольно вырвалось у Гален.

— Точно так же возмутилась и Вивека. Она всегда была неравнодушна к Джону и не сомневалась в том, что если бы он не повстречал Марианну, то принадлежал бы ей. Кто знает, может, она и права? Впрочем, это не имеет значения. Важно другое — Вив была привязана к Джону, и когда Адам сказал ей про Джона, она не выдержала. От потрясения у нее началась тихая истерика. Меня же к ней не пустили. Правда, Адам пытался ее утешать, старался объяснить ей… Гален, я хочу, чтобы вы тоже поняли! Боюсь, мне придется передать вам дословно и с той же интонацией все, что Адам сказал тогда Вивеке. Но если вас будет что-то смущать, скажите, и я постараюсь облечь это в более приличную форму…

— Нет. Я хочу услышать все, как слышали вы! — «И что слышал Лукас!»

— Ну хорошо. — Брэндон сделал паузу, собираясь с мыслями. — Безумие манхэттенского маньяка началось из-за Марианны. И Кей.

— Кей?..

— Она стала любовницей Джона за несколько месяцев до смерти Марианны. Будь это его первая связь на стороне, она выглядела бы вполне объяснимой попыткой отвлечься от неприятностей в личной жизни. Но он уже давно развлекался с любовницами. Аппетит Джона рос с каждым годом. А вкусы становились все необычнее. Ему нравилось заковывать женщин в наручники или завязывать им глаза, чтобы полнее почувствовать свою власть, свою безнаказанность и превосходство. Так у Джона появилась тайна, маленький секрет, которым ни один муж не поделится со своей прелестной женой из приличной семьи. Марианна была божественно прекрасной, он любил ее всей душой и тщательно скрывал свои необычные сексуальные наклонности. Первые годы их брака оказались достаточно удачными. А потом ему подвернулась Кей. Джон нашел в ней ту же неистовую страсть, ту же самозабвенную способность отдаваться без возврата, что ощущал в себе. Она умела извлечь наслаждение даже из жестокости, из боли, из издевательств над собой и отлично знала, как нужно возбуждать партнера, как подтолкнуть его к самым безжалостным выходкам. Наиболее действенным способом завести Джона с пол-оборота было упоминание о ее прежних любовниках, особенно об одном из них, которого она так и не смогла забыть.