Княжна-цыганка - Анастасия Туманова Страница 55

Оглушенная Мери торчком села на постели, хлопая глазами и лихорадочно силясь понять, где она находится, который сейчас час и кто это так истошно верещит за стеной. Комнату заливал яркий солнечный свет, о ночной грозе напоминала лишь непросохшая лужа под подоконником с растоптанными в ней розовыми лепестками, в задвинутом под стол жестяном тазу мокли бурые от крови полотенца, и, увидев их, девушка разом вспомнила все. Голоса за стеной звенели еще громче и пронзительней, и уже было понятно, что возмущенно кричит Дина, а воет, захлебываясь слезами, Копченка. Когда же к этому хору присоединились два басистых, похожих на гудение шмелей, детских крика, Мери вскочила и выбежала из комнаты.

Сначала ей бросился в глаза малыш, который лежал поперек развороченной постели и вопил благим матом. «Где же другой?.. – растерянно подумала Мери, замирая на пороге. И сразу увидела Дину, стоящую у подоконника с белым, искаженным ужасом и отвращением лицом. В ногах у Дины валялась Копченка, а в ее руках вертелся с отчаянным криком второй младенец.

– Меришка, она рехнулась, рехнулась!!! – отчаянно закричала Дина, увидев подругу. Но ее крик тут же был заглушен детским ревом и воплем Юльки:

– Дина, Диночка, ради Христа… Потом хоть убей меня, но сделай… Ты одна сможешь, милая моя, драгоценная, богородица моя, что хочешь сделаю для тебя, в море головой вместе с детьми брошусь, помоги ради бога, помоги-и-и! Не поможешь – я вот его в окно выброшу! Пусть дохнет, что ему без матери жить, я все равно пове-е-ешусь! На первом же суку-у-у!

– Вах, Дина, что с ней, чего она хочет?! – вскричала Мери, тщетно стараясь перекрыть завывания Копченки и плач детей. – Возьми у нее ребенка, она же его придавит! Юлька, дура, да что ты делаешь, Христос с тобой?!

Но тут Дина взяла себя в руки и, схватив Копченку за плечи, несколько раз встряхнула ее с такой силой, что та, захлебнувшись криком, смолкла. Тут же Дина ловко выхватила у нее малыша. Прижимая голый комочек к груди и глядя в лицо Мери огромными серыми глазами, она тихо сказала:

– Меришка, Юлька хочет, чтобы я пошла в комендантское просить за Мардо!

– Как?!. – ахнула Мери.

И тут же отпрянула к стене, потому что Копченка, не вставая с колен, поползла через всю комнату к ней. Мери с ужасом смотрела на залитое слезами, перекошенное лицо, на трясущиеся руки, с мольбой сжатые на груди. У Копченки началась истерика, и слова вырывались невнятно, отрывисто, со всхлипами и срывами:

– Меришка… Де-де-девочка моя дорогая… Ра-ди Христа, ра-ди матери твоей покойной… По-мо-ги… Ты же цыганка теперь… Цыганки… завсегда… своим… помогут, а я… Я кажин день… тебе ноги целовать буду… при всем таборе… хочешь? Меришка, меня же не послушают… Господа не послушают, я глупая, неученая, только голосить и могу, а вы… У Дины они все в ногах… ва… ва… валя-ют-ся, а ты… ты вовсе кровная княжна… Поди… скажи… Всю жизнь бога… бога… молить бу-у-уду… Я без него… жить… не могу… я… господи, я не могу больше, не могу, не могу-у-у!!!

– Боже… – одними губами выговорила Мери. – Боже мой… Диночка, милая, за что?..

Та, пожав плечами, молча закрыла глаза. А Мери, упав на колени рядом с Копченкой, яростно прошептала:

– Ты хоть понимаешь, КОГО просишь? Ты знаешь, что твой муж с Диной сделал?! Тогда, весной? Знаешь или нет?!

– Знаю… – сипло, уже безнадежно ответила Юлька, закрывая лицо руками. – Да… знаю…

– Так какого же черта?!. – взвилась Мери – и не договорила, потому что дверь вдруг со скрипом распахнулась настежь. В комнату шагнула бабка Настя.

Некоторое время старая цыганка стояла на пороге неподвижно. Затем сурово сказала:

– Стало быть, вот они где обе! Юлька! Меришка! Совесть-то у вас есть, поганки?! Упредить не могли, что у Динки ночуете? Весь табор ночь не спал! Волновались, беспокоились, парней по головам считали, думали – с кем наша Меришка убежать могла да кому Юлька с пузом понадобилась?! Есть на свете закон какой-то или уже вовсе нету, девки, а? Ух, кнута на вас нет! Ух, вам дед в таборе покажет! Слава богу, я додумалась, где вас носить может! Еще до света собралась да бегом в город кинулась… А чьи это дети тут пищат? Динка, а?!

Никто ей не ответил. Дина стояла, скрестив руки на груди, с закрытыми глазами. Мери, сидя на полу, со страхом смотрела на Юльку. А та, не в силах выговорить ни слова, согнулась, уткнувшись растрепанной головой в щелястые доски пола, и снова затряслась в рыданиях. Малыши на кровати уже осипли от крика, и Настя, бросив на пол торбу, решительно пошла к ним.

– Та-а-ак… Ясно, – произнесла она, склонившись над коричневыми, сморщенными от плача рожицами. – И слава богу. Да еще и пару разом принесла… Умница моя, что ж ты плачешь? Не надо бы сейчас… – Настя села на пол рядом с Копченкой, обняла ее, но та задрожала еще сильней, невнятно завыв сквозь зубы. Старая цыганка вздохнула и велела: – Воды дайте. Возьмите детей. И чтобы живо мне все рассказали! Все до последнего слова, все, что тут вчера сотворилось! Динка, Меришка, вам говорят, бессовестные! Да возьмите там в торбе у меня куру! Поди, никто не догадался нашей мамке супа наварить, а ей ох как надо!

– …и вот теперь она хочет, чтобы мы с Диной пошли туда! – беспомощно закончила Мери.

Рассказ ее, сумбурный и сбивчивый, длился долго. Солнце, умытое и ясное после ночного ливня, успело подняться высоко над садом и сеяло лучи сквозь вырезную листву деревьев, тенистой сеткой покрывая еще мокрый, весь в непросохших каплях подоконник. Старая цыганка молчала. На ее темном, красивом, спокойном лице не отражалось ничего. На коленях Насти спал один из Юлькиных малышей, уставший от слез. Второго Копченка пыталась кормить грудью. Она больше не плакала, но справиться с дыханием еще не могла, и короткие болезненные всхлипы то и дело вырывались у нее из горла.

– Ну что ты ему пихаешь, бестолковая, как ложкой, он же, бедный, и ухватить не может! – с досадой сказала Настя, пересаживаясь с кровати на пол рядом с невесткой. – Вот так… Вон как они у тебя за ночь взбухли, давай живей, пусть раздоит, золотенький… Ну, вот и зачмокал! Слава богу! И хватит тут носом шмыгать, молоко себе перебьешь! Динка, что там с курой?

Дина, которая на протяжении всего рассказа Мери молча, ожесточенно ощипывала на столе принесенную Настей курицу, покончила с этим делом и теперь, опустившись на колени, собирала рассыпавшиеся по полу рыжие перья. Закипающий чугунок уже стоял на примусе.

– Перо не выкидывай, в перину суну! – строго велела Настя. Вздохнув, хмуро произнесла: – А что вы на меня так глядите, дуры? Чего бы нового рассказали, ей-богу… Юлька, я вот только не думала, что ты все знаешь. Про мужа своего с Динкой. И про то, как он с ней…

– Знала я.

– Митька тебе рассказал?

– Сама догадалась.

– И покрывала его, поганца?

– Я ему жена, – почти не разжимая губ, проговорила Копченка. У груди ее умиротворенно чмокал малыш. На острых скулах Юльки по-мужски ходили, дергались комки.