Частичка тебя. На память - Джина Шэй Страница 55

Я не знаю, сколько времени так просидела. Уткнувшись лицом в ладони, слушая только неровное дыхание кобылы и биение крови в собственных висках. Вечность, казалось. Вечность меня, обращенной в слух…

В ожидании голоса.

Звука шагов…

Хоть чего-нибудь.

Я не дергаюсь. Веста сочла, что в этом углу я её не раздражаю, но это не значит, что если я начну прыгать у двери денника и звучно материться — она не передумает.

Лучше так.

Мурлыча себе под нос колыбельные, методично обгрызая один ноготь за другим.

А потом…

Раздаются голоса. Такие разные, человеческие голоса.

— Я думаю дело в том, что позавчера один гость уж очень сильно бурогозил. Мы вообще-то не пропускаем на территорию клуба с алкоголем, но регулярно провозят. Это может быть горлышко от бутылки. Или гвоздь, ограду южной левады давно пора ремонтировать. — это явно Олеся. Я даже криво улыбаюсь, осознавая этот факт.

— Разберемся, — это голос ветеринара. Я его видела пару раз. Из-за проблем с деньгами клуб сейчас перешел с использования штатной единицы на приезжающего врача. Это было неудобно, но слегка снижало затраты.

А потом лязгает дверь денника…

— Энджи?

Только один человек во вселенной называет меня так. И… Я ведь просила его так меня не называть.

— Энджи, что ты тут делаешь? — твердые ладони стискиваются на моих плечах и тянут наверх, заставляя подняться.

Веста за моей спиной недовольно ржет, но к ней отходят конюх и ветеринар, а меня буквально выволакивают из стойла, а потом и из конюшни.

— Энджи! — тон пытающегося добиться от меня ответов мужчины становится обеспокоенным. А я ошалело смотрю в небо. В небо, мать твою!

Оно всегда было таким голубым, или только сегодня? 

Истерика наваливается на меня внезапно. Буквально скручивает тело в тугой жгут, выжимая из меня все запасы воды в виде слез.

И дальше, дальше я задыхаюсь, барабаню об кого-то ладонями и пытаюсь выплыть в этой прорве рыданий.

Я не одна, меня держат…

Две крепкие руки, как якорь, обнимают с двух сторон, и кто-то шепчет: «Тише, тише…» — медленно, но верно вытягивая меня из бездны на твердую землю.

И я прихожу в себя.

И опознаю этот чертов запах.

Такой теплый, обволакивающий, с терпкими пряными нотками…

О, черт, черт, черт…

— Отпусти, — хрипло выдыхаю я, твердея.

— Уверена? — тихо шепчет Ник, — ты точно в норме?

— Нет, я не в норме, — шиплю я с повышающейся раздражительностью, — я мать твою, в шоке, Ольшанский. Но если ты подержишь меня еще минуту — пойдут слухи. И они мне не нужны.

— Чесать языком всегда будут, на всех не угодишь, — негромко откликается Ник, но отпускает меня, стиснув чуть крепче.

Свобода.

Уф-ф!

Я стискиваю пальцами переносицу, приводя мысли в порядок и пытаясь встать на нужные рельсы.

Господи, как же глупо.

Разрыдаться среди бела дня, при подчиненных…

Я оглядываюсь, прикидывая масштабы бедствия. На мое счастье как-то так вышло, что именно в эту секунду в районе третьей конюшни не обретается никого. Только Олеся и Ольшанский, сверлящий меня выжидающим взглядом.

— Ты точно не пострадала? Укусы, ушибы?

— Она меня не тронула, — голос звучит вымотанным, — только обнюхала. Но я… Я чуть не свихнулась, пока она не отошла.

— Долго ты там пробыла? — Ник осторожно касается моего плеча и только сейчас я догадываюсь посмотреть на часы.

Половина второго.

Бог ты мой, всего полчаса прошло? А мне казалось, что все два полных часа протянулось мимо меня.

Факт номер один — я опоздала на обед с Артемом.

Факт номер два — он никогда не ест быстро, и я еще могу дойти и объясниться. Если не поверит — с каждого входа-выхода конюшни, стоит камеры, мы посмотрим…

— Энджи, ты куда? Ты вообще мне ничего не объяснила.

— Мне надо идти, — тихо отрезаю я прибавляя шагу. Все катится псу под хвост, и мои мысли, которые я так старательно собираю в кучку, разбегаются как живые тараканы. Может быть удастся спасти хоть что-то?

— Хорошо, поговорим по дороге. Я тебя провожу, — он догоняет меня, идет шаг в шаг.

— Не нужно, — я останавливаюсь, надеясь его урезонить, — не нужно, Ник, это личное. Меня ждет Артем.

По-крайней мере, я на это надеюсь.

— А ты паршиво выглядишь, — прямо в лоб рубит Ольшанский, — настолько паршиво, что мне очень сомнительно, что ты можешь пройти сто метров и не рухнуть в обморок. Так что пусть он подождет. Я передам ему тебя с рук на руки.

— Ты невыносим, — выдыхаю я измученно.

— И это ужасно полезный навык, — Ольшанский ехидно улыбается, — кажется, ты куда-то торопилась?

Черт с ним.

Пусть делает что хочет.

Может я и вправду выгляжу паршиво…

— Так как ты оказалась запертой в одном стойле с Вестой, — педантично повторяет Ольшанский, шагая рядом и даже умудряясь попадать со мной «в ногу».

— А как ты думаешь?

— Ты сама к ней зашла?

— Я?! — моему возмущению нет предела. Неужели я похожа на настолько не осмотрительную идиотку, — может ты еще и предположишь, что я случайно за собой дверь захлопнула, так что засов сам задвинулся?

— Ты же предложила мне придумать самому, — парирует Ник, — так что произошло на самом деле?

— Меня там заперли, — бесцветно откликаюсь я, — впихнули туда и заперли. У тебя есть еще вопросы?

— Кому это может быть нужно?

В этом весь Ольшанский. У меня постистерическое состояние, у него — допрос. Все норовит разложить по полочкам.

— Не знаю, — я качаю головой, — у меня гудит голова и я пока не способна внятно осознавать, кто может настолько меня не любить. Те, кого я сократила? Может быть ты?

— Я? — Ник столбенеет, сгребая меня за локоть.