Первый, случайный, единственный - Анна Берсенева Страница 55
Первый, случайный, единственный - Анна Берсенева читать онлайн бесплатно
Почему Сашины губы синеют – это было видно даже в синих сумерках, – Георгий понимать не хотел. Он не мог понимать такое, этого не могло быть, этого не должно было быть!
Но это было.
– Саша! – Теперь он действительно закричал, приподнял его за плечи; Сашина голова безжизненно откинулась назад; Георгий подхватил ее ладонью. – Саша, не надо, пожалуйста, ну я прошу тебя! Что же я наделал?!
Вдруг он увидел, как Сашины губы дрогнули. Он склонился к самым этим синим губам и услышал – не голос, а, казалось, только дыхание.
– Ты… Но ты же совсем не виноват, Дюк… – выдохнул Саша.
И умер.
– И умер, – повторил Георгий. – Умер. А я живой. Можно это выдержать?
Полина молчала. Она понимала, что выдержать это нельзя – что он выдерживать это не может… Он сжимал ее руку, и она чувствовала, какая сильная у него рука и какая сейчас беспомощная.
– Это его отец к тебе приходил? – спросила она, чтобы хоть что-нибудь спросить.
– Да. Я ведь знал его, оказывается, отца Сашиного. Мистика какая-то, страшно тесный мир.
– Давно знал?
– Не давно, и даже совсем недолго, часа три всего. Но как-то так знал, что как будто всю жизнь.
– А он знал об этом – Саша знал?
– В самом конце узнал, случайно. Да ведь и я случайно понял… Он же мне и сказал, Саша: мистика, мол, Дюк, и мир страшно тесный! Мы ведь с ним все время разговаривали, обо всем, с ним, знаешь, так легко было говорить… – Глаза у Георгия потемнели еще больше. – Ну вот, однажды я ему сказал: «Только теперь я, Саша, понимаю, что такое врожденные заслуги». А мне ведь про них как раз отец его и говорил когда-то. Что это такие заслуги, которые даются рождением. Даже не происхождением, а вот именно рождением. Смотришь на человека и сразу понимаешь: ему это можно, потому что он от роду такой… Как Саша. – Георгий на секунду отпустил Полинину руку, чтобы щелкнуть зажигалкой, и тут же снова накрыл ее ладонь своею, сжал пальцы. – А он засмеялся и спросил: кто это тебе, Дюк, Гете цитировал, или это во ВГИКе студенты такие книжки читают, или маклеры? Нет, говорю, не студенты и не маклеры, а, можешь себе представить, бизнесмены, нефтяные магнаты. Он как-то вздрогнул и спрашивает: какие же, если не секрет? Да никакой не секрет, я случайно у художницы одной с магнатом этим познакомился, а потом мы с ним полночи разговаривали, потому что между нами как будто искра какая-то вспыхнула… Я тогда даже не знал, кто он, ну, он представился – Вадим Лунаев, но я же этой стороной жизни вообще не интересовался, это уж потом только понял, что он магнат, да и что там особенно понимать было, достаточно два раза «Новости» по любому каналу посмотреть… Я ему поэтому даже не позвонил потом ни разу, хотя очень хотелось, но как-то… Не хотелось, чтобы он подумал, что я тот разговор как-нибудь использовать захочу. Деньги у него стану клянчить под свои великие творческие планы… В общем, не сложилось. Ну, я Саше все это рассказал, а он вдруг как засмеется. Вот ведь, говорит, Дюк, правда, что от судьбы не уйдешь! Ничего, вернемся в Москву, пообщаешься еще – папа будет очень рад… Вот и пообщались. – Георгий сломал в пепельнице недокуренную сигарету.
– Ты его сегодня в первый раз увидел… после всего? – спросила Полина.
– Да. Я из Чечни в Москву не поехал, – ответил Георгий. – Сашу какие-то люди от его отца… ждали, я его до них донес, с ними до Моздока добрался, а потом – не мог я сразу в Москву, сразу к Вадиму… Я к маме поехал, в Таганрог.
– Надолго? – зачем-то спросила Полина.
– Нет, ненадолго. Она умерла.
– Как?! – ахнула Полина и растерянно, бестолково спросила: – Но почему?..
– Вот так. Потому что вокруг меня одна сплошная смерть, это еще с Нины началось, и все из-за меня.
– Но почему же из-за тебя? Ты же… – начала было Полина.
Но Георгий перебил ее:
– А из-за кого? Нина – ну, это та девушка, с которой я в Чертанове жил, – из окна бросилась, потому что я от нее ушел, а я ведь знал, что она без меня жить не будет, но я влюбился, в другую влюбился, и не мог я поэтому с Ниной жить, и… Но и что же, что не мог? Я же знал, что Нинка с собой может сделать, и при чем тут влюбился, не влюбился… Она то самое и сделала. – Он замолчал. Полина чувствовала, что он дрожит весь, от сжимающей ее руку ладони до сердца. – И мама… Она не знала даже, что я в Чечне, я ей не говорил, но, когда все это случилось, ей из Москвы позвонили, стали выяснять, где я, что я… Режиссера ведь моего убило, ну, кому положено, и спохватились наконец: кто это вообще, что это? Может, ответственности боялись, не знаю. В общем, позвонили ей, сказали, что я пропал, и откуда только телефон узнали…
Георгий не помнил, как доехал до Таганрога.
Он всегда любил эту дорогу – через степь, через пахнущий травами теплый ветер, к морю, к морю! В Москве ему страшно не хватало простора, и у него сердце замирало, как только поезд подъезжал к Азову, и он чувствовал себя так же, как чеховский Егорушка: едет мальчик по огромной, словно для великанов расстеленной степи, о жизни думает…
Сейчас он не думал ни о чем. Да и травами не пахло – степь лежала бесснежная, черная, какая-то зловещая. Но на сердце у него было так черно, что он не замечал черноты вокруг.
Он ничего не замечал – шел по городу, по знакомым, сбегающим к морю улицам, мимо солнечных часов, по которым маленьким научился определять время, мимо городского сада… И не думал ни о чем – даже о том, что скажет матери, как объяснит такое долгое свое отсутствие.
Но объяснять ничего не пришлось.
Ключей от маминой квартиры у Георгия не было. Да у него теперь и никаких ключей не было, и документов тоже – все это сгинуло бесследно. Он позвонил раз, другой, третий, долго ждал, прислонившись плечом к маминой двери, потом сел на пол под дверью, не понимая, почему она не открывает… Потом открылась дверь напротив, вышла соседка тетя Валя – в том заторможенном состоянии, в котором он находился, Георгий, наверное, ее не узнал бы, но она же всегда здесь жила, он знал ее столько, сколько знал себя, и кто еще это мог быть? – и ахнула:
– Господи, твоя воля, это кто ж такой страхолюдный? – и, присмотревшись, закричала: – Ты, Гошенька, неужели ты?! – и заплакала.
Все, что произошло за эти полгода, уместилось всего в полчаса ее рассказа. Георгий сидел на стуле посреди маленькой – такой же, как у мамы, – тети-Валиной комнаты, смотрел в пол и молча слушал.
– Аня ведь сразу почувствовала, что с тобой неладно, – рассказывала тетя Валя. – «Что-то, – говорит, – давно он не звонит из заграницы этой, а по телевизору показывали, там прямо с улицы можно куда хочешь звонить, прямо из автомата». Я ей: «Может, денег у него нету, чтобы часто звонить-то!» А она: «Как же нету, ведь он работает, не шалберничает. Мне-то сколько он из Москвы присылал, уж я просила-просила: «Не шли столько, Егорушка, разве мне много надо, на лекарства только, ты себе оставь, ты молодой…» А он, ты то есть, – пояснила тетя Валя, – говорит: «Мне хватает, мама, я много зарабатываю». Ну вот, все ей было неспокойно, все за сердце хваталась, а потом и дождалась звонка… Она ко мне вечером прибежала, Аня-то, лица на ней нету. В Чечне, говорит, пропал, говорят, что ищут, да кому надо его искать! Плакала, плакала, потом говорит: «Я сама искать поеду, сколько таких случаев, если в плену, то матерям отдают». Я ее отговаривала, – словно оправдываясь, сказала соседка. – Говорила: «Аня, опомнись, куда ты поедешь, кто тебя туда пустит, да и как его там найдешь? Молись, – говорю, – Богу, может, поможет». А она: «Нет, завтра же и поеду, прямо с утра, сначала в Москву, что смогу, разузнаю, а потом туда». И поехала бы, да не привел Господь. Я слышу – целый день у нее дверь не открывается, а с чего бы, ведь и правда ехать собиралась. Звонила, стучала, потом слесаря вызвала. Зашли, а она на диване лежит – и сама одетая, и постель не стелена, видно, не успела… Это хорошая смерть, Гоша, легкая смерть. – Георгий вздрогнул, услышав эти слова. – А что ты думаешь? Инфаркт ее убил – и не мучилась. Разве лучше было бы, если б инсульт, да паралич, да… – Тетя Валя махнула рукой. – Пожалел ее Господь.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments