Входи, открыто! - Марианна Кожевникова Страница 54

— Ну, если с вязаньем, то посижу, — сдалась тетка Арина. — А насчет того, что необидчивые, ты это зря. Старухи, они очень обидчивые. У них жизнь кончается, ничего поправить нельзя, вот они и обижаются. И насчет времени тоже зря. Мало у них времени, очень мало.

И опять права была тетка Арина, кругом права. У обидчивых старух времени было очень мало, поэтому рисовать их нужно было срочно, и Сева спешил, торопился, каждый день делал зарисовки. Но рисовал он не только Арину, но и других старушек, и даже гусыню. Ведь она привела его в старушечье царство, на путь истинный наставила. Без нее ему бы и в голову не пришло на старух смотреть!

Гусыня прекрасно себя чувствовала у Арины, и та звала ее Мартой.

— Характер у нее весенний, веселая она птица, — говорила она.

Словом, Севина жизнь шла упорядоченно, размеренно, и вдруг такое вторжение — с кувшинами, ковриками, полками! Весеннее половодье раньше времени! Любой взовьется до потолка!

Миша между тем уже стучал молотком, прибивая гвозди для зеркала и тюлевых занавесок, которые тоже нашлись среди многослойных запасов прошлого. Ляля тюль терпеть не могла.

С ковриком на полу, с тюлевыми занавесками и вышитой скатеркой на подзеркальнике, комната стала настоящей девичьей светелкой. Вера осталась очень довольна своим уютом, налюбоваться на него не могла. Сева, постучав согнутым пальцем в дверь, заглянул в комнату.

— Поздравляю с новосельем, — сказал он. — Не подарить ли вам, Верочка, котяток на стенку? Прямо-таки просятся. Или лучше березку с девушкой?

— Спасибо на добром слове, Всеволод Андреевич, — отозвалась Вера. — Я всегда ценила ваш вкус. Но пока не дарите. Повода нет, чтобы подарки делать.

— Надо же! А я подумал, что есть, — тут же с деланным разочарованием протянул Сева. — Ошибся, значит?

Но Вера не вступила в игру, не стала ничего отрицать или подтверждать. Она больше ничего не сказала и молча расправляла покрывало на кровати. Видно, тоже новое приобретение.

— Вы бы сочинили что-нибудь на ужин, Верочка! — сказал Сева, надеясь таким образом продолжить прерванный разговор и все-таки поставить на место зарвавшуюся гостью Александра Павловича.

— Верочка устала очень, — тут же выступил на защиту ее спутник. — Мы по дороге колбаски купили. Если хотите, присоединяйтесь!

— Спасибо за приглашение, — проговорил Сева. — Пойду чайник поставлю.

Он считал своим долгом принять приглашение, за ужином он все расставит по местам, намекнет, как обстоят дела на самом деле, и кто тут в гостях, а кто хозяин.

— Да вы не спешите! — добродушно остановил его бесстыжий малый, который, похоже, всюду чувствовал себя как дома. — Мы сначала прогуляться пойдем по свежему воздуху. После Москвы очень хочется! Пойдем пройдемся, Веруш. Погуляем, потом поужинаем.

— Я устала, — отозвалась Вера. — Лягу сразу, даже ужинать не хочу. Сейчас, Миш, одеяло, подушку и простыни дам, на кухне себе постелишь.

Миша дождался простыней и подушки и отправился на кухню. Он явно был обескуражен. Ждал, ясное дело, совсем другого.

Поглядев на него, Сева это сразу понял. Гнев Севы мгновенно растаял, уступив место сочувствию. Он и сам не так давно пережил что-то подобное. Парень стал собратом по несчастью, его нужно было приветить и обогреть.

— Всеволод! — представился он. — Мы даже познакомиться не успели. А если после Москвы воздухом подышать хочется, так пойдемте вместе подышим. Хотите, я вам живописные уголки Посада покажу?

— Спасибо, Всеволод, на добром слове. Меня Михаилом люди кличут, — представился Миша. — А для живописных уголков сейчас не темновато?

— Пошли, пошли, — заторопился Сева. — Сейчас как раз закатное время, такие красоты начнутся!

Оба накинули куртки и торопливо выскочили на улицу, словно и впрямь могли опоздать. А ведь и в самом деле могли. Солнце-то не век садится, а когда садится, самая игра начинается.

— Сколько закатов пересмотрел, а ни одного похожего не видел, — говорил Сева, когда они шли торопливо по почти что деревенской улице. — И каждый день интересно, а какой сегодня покажут?

Они вышли на высокое место, встали и стали смотреть оттуда на другой холм, он поднимался позади двух серо-синих лент — шоссе и речки, и по холму этому торопились вверх домишки, подбираясь к монастырю, а монастырь огромной белой свечой с золотым пламенем куполов тянулся в небо, не прося ни о чем, а радуясь возможности гореть не сгорая. И небо было золотым и безоблачным. Миша аж задохнулся от высоты и простора.

— Не обманул? — спросил Сева. И не требуя ответа, прибавил: — То-то!

Потом прошлись немного вдоль речки. Она, видно, и не замерзала, бежала черная, быстрая, а вокруг лежал снег и сверкал рассыпчатым сахаром в последних лучах.

Побрели не спеша по улицам. Сева хвастался кружевом наличников. Целую коллекцию собрал, каких только не было!

— Любуйся всласть, пока коттеджами не заменили. Раньше красотой себя люди оберегали, а не глухими заборами и видеокамерами. Каждый наличник — оберег. Залюбуешься, в окно глядеть не станешь. Недаром издавна известно, что красота — страшная сила!

Посмеялись. Солнце висело где-то сбоку малиновым шаром, проглядывая сквозь причудливую черную вязь яблонь из палисадов.

Улица вывела их на край города. Открылось поле. Лес чернел неподалеку. Солнце успело закатиться, и в небе догорала последняя заря. Тянуло свежестью, сыростью. Миша вздохнул: до чего же тихо! И таинственно. И печально. Он увидел лавочку под березой и направился к ней.

— Воздух деревенский действует, — сказал он. — Так с ног и валит.

Он сел. Сева постоял и тоже сел рядом. Устали. Как-никак целый день на ногах. Сидели, молча смотрели на поле. На поле кое-где пятнами белел снег. Неужели и в самом деле весна? Снега-то почти нет! А в Москве весну замечают только, когда тополь листья раскроет, не раньше. Сидели, каждый думал о своем, пока совсем не стемнело. Потом потихоньку встали и медленно побрели обратно к дому. И все молча, молча, говорить не хотелось. Дом встретил теплом. Сева днем топил печку. Миша за колбаской пошел. Сева стал чайник ставить. Сани опять дома не было. Никто его и не ждал. Обитатели дома уже привыкли, что хозяин неведомо когда возвращается. А чаще всего не возвращается вовсе.

За чаем души и вовсе оттаяли. Сева выяснил, что имеет дело с Вериным напарником по ремонту, кандидатом математических наук.

Подобные сочетания не были для Севы новостью. Он знал многих технарей, зарабатывавших себе и семьям на жизнь ремонтом. Кто ремонтом, кто извозом на своей машине, а кто и в торговлю подался. Так и застряли.

Раз новый знакомец оставался ночевать, можно было украсить стол водочкой и селедочкой. Сева был любителем. У него всегда было кое-что в загашнике. После водочки стало еще теплее. Разговор потек вольный, нашелся общий язык. Севе Миша стал очень даже симпатичен. Вот только с Веруней он зря хороводится. Никакого от этого толку ни ему, ни ей. Разного они поля ягоды, так что подъезды, въезды и переезды ни к чему. Да и Вера это вроде бы понимает. Дает понять. Но мужики обычно не понимают. Только раззадориваются…