Умница и Сказочник - Юлия Николаевна Николаева Страница 54

Тот кивнул.

– Что? – Алина вылупила на нас глаза. – Кто-нибудь мне расскажет, что происходит?

– Почему сейчас? – проигнорировала я Селезневу. Мазуров вздохнул.

– Мой отец очень непростой человек. Связан с криминалом. Я говорил, я с ним не общаюсь, на то есть причины. Мне не близко то, чем он занимается, и его методы. Ты сама видишь их. Пять лет назад он оказался в критической ситуации, ему пришлось сбежать. Он скрывался, я ничего о нем не слышал. Объявился с полгода назад, просил денег. Как я понял, у него был какой-то общак, который он благополучно просрал… Денег я не дал, сумма там внушительная, это просто выкинуть часть моего состояния, которое я зарабатывал долгие годы. Ну опять же, мы не ладим и никогда не будем. После развода с мамой я видел отца один раз, когда повзрослел и решил с ним познакомиться. Тогда же понял, что наши дороги никогда не пересекутся.

Демид немного помолчал, потом продолжил:

– По всей видимости, отец считал, что у Суходольских есть фамильные драгоценности. Думал, что они хранились у твоей бабушки, и что после смерти перейдут к Милене. А ту рассчитывал раскрутить за счет тебя, то есть внучки Суходольской, каковой он тебя считал. Потом ему пришлось скрываться, и вот, когда смог, он вернулся к своему плану. Только, кажется, прогадал: или украшений в большом количестве не было, или твоя бабка решила унести тайну их местонахождения в могилу.

Да, скорее всего, все так и было. Столько лет, смертей, сломанных судеб – и все ради денег. Как прозаичен этот мир.

– Майя, – позвал Мазуров, я снова на него посмотрела. – Когда ко мне пришел Эткинд, я, конечно, уже успел раскопать историю своей семьи. И когда оказалось, что где-то в прошлом у нас есть линии пересечения, у меня взыграл личный интерес. И я стал копаться в этом деле. И приехал сюда. И… – он вздернул брови, подбирая слова. – И это было для меня реально важно. Не только потому что это заказ, за который мне платят, но и потому что это была боковая линия моей родословной. Поэтому я молчал о многом, потому что хотел разобраться до конца.

– И о том, что ты, возможно, мой дальний родственник? Демид, это ужасно, ты не находишь?

Он только поморщился.

– Во-первых, это было очень давно. Прапрадед. Смешно. Какая общая кровь? Во-вторых, на тот момент я уже был почти уверен в том, что ты не Суходольская. Просто держал эту мысль при себе, пока не нашел реальных доказательств.

Я покивала, отворачиваясь. Возникла пауза, которую, не выдержав, нарушила Алина:

– Так кто-нибудь мне объяснит, что происходит?

– Точно не я, – я встала, повернулась к Сашке, он все так же неловко топтался возле дверного проема. – Тебе, наверное, пора. Думаю, мы с тобой все выяснили уже несколько лет назад. Спасибо, конечно, что приехал помочь. Но сейчас уезжай. И пожалуйста, больше не возвращайся. Никогда.

Лицо Сашки приобрело страдальческое выражение, он хотел что-то сказать, но подавил порыв, кивнул, вздыхая, и пошел в прихожую. А я добавила, повернув голову в сторону комнаты:

– Это всех касается.

– Пчелка, ну ты чего… – начала Алина, но я только бросила на нее тяжелый взгляд. Бывшая моя подруга поджала губы и, пожав плечами, двинула на выход. За ней пошел Демид. Остановился рядом со мной, я на него не смотрела. Краем глаза видела, как он меня рассматривает.

– Май, нам надо с тобой поговорить, – сказал в итоге. Я покачала головой.

– Ничего не надо, Демид. Ты приехал сюда по делу, дело закончилось. Уезжай.

Он промолчал, ушел вслед за Алиной и Сашкой. Я закрыла на щеколду дверь, прошла в комнату, села на диван. Несколько минут сидела, тупо глядя перед собой. Наконец, можно было перестать казаться сильной. Я повалилась на бок, прижимая к себе ноги, глубоко вздохнула и почувствовала на подушке запах туалетной воды Демида. Пришло осознание: он ушел. Но сил проживать не было, я закрыла глаза и провалилась в сон, больше похожий на небытие.

Звонок в дверь разрывался. Вот именно так, по-другому не скажешь. Не знаю, сколько времени он уже звонил, но видимо, долго, потому что к звонку то и дело добавлялся стук, а когда я доползла до двери, то услышала:

– Открой, Пчелка, иначе я вызову полицию.

Придя в себя, быстро открыла дверь, за ней стоял Петька, взлохмаченный, обросший щетиной и осунувшийся.

– Петька!

Он зашел в квартиру, я бросилась его обнимать.

– Я так переживала, Петь, – бормотала я, – я боялась, тебя убили.

– А я-то как… – он отклонился, разглядывая меня. – Я так обалдел, Пчелка, вся надежда была, что ты найдешь фотографию в книге. Ты нашла?

– Нашла.

– Они не дали мне даже за порог выйти. Отец скрутил, эта тетка шарахнула по голове… – мы прошли в кухню, Петька упал на табуретку. – Я даже подумать не мог ничего плохого, понимаешь? Даже когда фотографию нашел… Думал, этому есть какое-то объяснение, а они вот так… Держали на какой-то хате, приковали к батарее, во рту кляп… Костя рассказал мне всю эту историю… Неужели это правда? Неужели они не родители мне? А какие-то чокнутые фанатики?

– Я думаю, не все так просто, – вздохнула я. – Может, и не родные, но все-таки… Тетя Ира ведь любила тебя, вырастила. И дядя Тима тоже. Кем бы они ни были, тебе они плохого не сделали.

Я не стала говорить о первых годах его жизни, ни к чему это все, лишние травмы Петьке не нужны, их и так прибавится однозначно.

– Ты как? – он уставился на меня, поправляя очки, я вздернула брови. Как я? Как… Не знаю, как. Никак.

Я шмыгнула носом, а потом выдала:

– Кажется, я влюбилась.

Петька часто заморгал в растерянности.

– В Мазурова? – догадался, конечно. Я кивнула.

– А он что?

– Он… А он ничего.

И я начала рассказывать. Все-все с самого начала. Петька слушал, не перебивая. Мы заваривали чай, пили, я рассказывала. И когда закончила, за окном успело стемнеть окончательно, а количество выпитого чая сложно было сосчитать.

Петька помолчал, крутя в руках пустую чашку.

– Значит, он ушел, – сказал в итоге. Я кивнула.

– Но ведь может вернуться.

Я хмыкнула. Это такие вот романтики и умницы, как мы, могут верить в подобное. Но в жизни так не бывает. Никогда.