Бегство Короля - Виктория Борисова Страница 53

За здравие свечку,

«Отче наш», как проснешься…

Позвольте, а свечка-то здесь при чем? Максим прислушался. Нет, вроде бы голос доносится откуда-то снаружи. Он встал, прошлепал босыми ногами к раскрытому окну, выглянул — и рассмеялся. Во дворе мужики затеяли ремонтировать машину и музыку врубили во всю мощь, чтобы веселее было. Исполнитель, конечно, не Лучано Паваротти, но песня забавная.

Значит, так.

Будешь делать то, что должен,

И не спрашивать, что дальше… [6]—

решительно припечатал неизвестный исполнитель. Прямо как отрезал.

Спасибо, ребята. Прекрасный совет. Максим отошел от окна, сел на постели, обхватив голову руками, и задумался. «Легко сказать — то, что должен! А что я могу? Что умею? Только писать свои романы. Вымышленные истории, от которых одни неприятности.

Так что единственное, что я могу, — это сделать свою работу максимально хорошо. Без оглядки на всяких внешних и внутренних цензоров, без надежды им угодить, но и без страха, что не прокатит».

Максим вспомнил, как давным-давно принес в редакцию свой первый роман. В коридоре познакомился с какой-то бородатой, потрепанной и не очень трезвой личностью. Новый знакомый оказался тертым и битым графоманом, позже Максим узнал, что все московские издательства давно шарахаются от него, как от чумы. Но это было потом, а тогда Гарик (так он представился) казался ему чуть ли не небожителем. Как же — писатель!

Они пили пиво в какой-то забегаловке с пластмассовыми столиками, а Гарик все подливал в свою кружку водки из заботливо принесенной фляжки и покровительственно гудел:

— Ну, шансы маленькие, конечно. Самотек у нас вообще не печатают, однако чем черт не шутит… Ты, главное, в амбицию не лезь. Если скажут переделать белое в черное, героя в героиню или наоборот — переделывай, не кобенься!

В то время он и сам был готов сделать все, что угодно, лишь бы увидеть свое творение опубликованным, но против ожидания роман пошел в печать практически без изменений. Так, легкая стилистическая правка. И что таить — он слегка гордился собой: вот я. мол, какой молодец, даже не нашли к чему придраться, исправили два слова и три запятых.

Потом редакторы ему попадались всякие — умные и не очень, люди влюбленные в свое дело и равнодушные клерки от литературы. Иногда он спорил до хрипоты, отстаивая свою точку зрения, сражался за каждое слово, а иногда — покорно переделывал. В последнее время и спорить перестал, относился вполне философски — у них тоже своя работа! Даже добрейший и интеллигентнейший Николай Алексеевич, упокой Господи его душу, иногда просил добавить «эдакого остренького» — схваток, крови, голых баб… «Поймите, голубчик, у нас все-таки массовая литература, приходится ориентироваться на читателя!»

«А вот фигушки вам! — подумал Максим с некоторой долей злорадства. — Теперь я сам себе господин».

Эта мысль почему-то принесла успокоение, почти обрадовала. Максим вскочил с кровати, как будто ему не терпелось поскорее приняться за дело, взъерошил волосы пятерней и натянул видавшие виды домашние джинсы. Удивился еще, что они стали слишком просторными, вон и ремень болтается… Он взглянул на себя — и вдруг заметил, как ввалился живот и ребра торчат почему-то. Исхудал, брат! Скоро впору будет ходить по улице, нацепив дурацкий значок «Хочешь похудеть? Спроси меня как!».

Всего одна беседа с Королем Террора — и результат гарантирован.

Он вышел в коридор — и едва не споткнулся о Наташины туфельки. Именно в них она ушла вчера… Странно. Когда Максим вернулся домой, их тут не было, это точно. Неужели сестренка дома не ночевала?

А с кухни несутся вкуснейшие запахи. Похоже, Наташка затеяла очередной кулинарный эксперимент. Что это с ней, а? То век не готовила, а то каждый день у плиты колбасится, да не по необходимости, а с радостью, с охотой.

— Максим, доброе утро! Омлет с грибами будешь?

Наташа встретила его улыбкой. Только вот странной выглядела эта улыбка — вымученной какой-то, будто через силу. И глаза грустные. Правда, выглядит хорошо — розовая такая, цветущая. Как будто и впрямь эту ночь провела не одна.

Максим буркнул «Привет» и отвел глаза в сторону. Недоброе, завистливое чувство шевельнулось в душе: «Ну вот, ей хорошо, а я? А Верочка? Как вообще кому-то может быть хорошо, если ее нет? Был человек — и пропал, а мы сначала поплачем, потом утрем слезки и примемся жить дальше?» Умом он прекрасно понимал, что не прав и не справедлив по отношению к сестре, но ничего с собой поделать не мог. Видеть ее (уж не говоря о том, чтобы еще кого бы то ни было) было тяжело и неприятно.

— С грибами, говоришь? — начал он и тут же осекся. Изо рта явственно несло перегаром, аж самому противно. Не хватает только еще Наташке объяснять, где вчера был и что делал. — Сейчас, погоди, умоюсь только, — бросил он и скрылся в ванной.

Бледную и помятую физиономию, отразившуюся в зеркале, хотелось немедленно закрасить черной краской, чтобы не оскорблять зрение и не расстраиваться напрасно. Максим долго, тщательно чистил зубы, потом умывался и брился, как будто до последнего оттягивал момент, когда нужно будет выходить.

— Максим, ты как там? — Наташка постучала в дверь. — Что так долго? Еда стынет!

— Да, да, сейчас!

Максим смыл остатки пены. Как ни крути, а спрятаться в своей скорлупе надолго не получится. И куда спрячешься от себя самого? Лицо-то в зеркале — вот оно! Значит, придется жить так, чтобы хоть самому себе в глаза смотреть было не противно.

— Иду, Натуля, не сердись!

Через час Максим снова сидел за компьютером. Съеденный завтрак упал в желудок тяжелым комком. Не следовало, конечно, «уговаривать» полсковородки омлета, да еще и пирог потом, но Наташку обижать не хотелось. Она так старалась…

Максим отхлебнул кофе из большой кружки и постарался сосредоточиться. Он быстро просматривал текст, положив рядом блокнот и ручку — на случай, если выплывет какая-нибудь нестыковка или просто появится новая, свежая мысль.

«— Ну что же, любезный колдун… Ты не зря поработал.

Вейс ходил по своим роскошно убранным покоям взад-вперед, потирая руки, словно не мог усидеть на месте. Он как будто даже помолодел — или это отсвет утреннего солнца в разноцветных витражах бросает блики на его лицо, придавая ему живые краски?

— Да ты садись, не стой столбом!

Автар хмуро покосился на мягкое кресло, крытое парчой, — уже не то, что в прошлый раз, а высокое, с подголовником. Час назад вейсовы слуги вывели его из подземелья, накормили и дали чистую одежду, но проклятые браслеты из метеоритного железа все еще позвякивают на запястьях. Хорошо еще, хоть цепи сняли…

Автар медленно опустился в кресло — и только теперь почувствовал, как болят все кости, как будто холод подземелья все еще пожирает его изнутри. Сейчас он чувствовал себя слабым, как новорожденный котенок.