Последнее лето — твое и мое - Энн Брашерс Страница 53

— Я хочу есть, — заявила Алиса. — Просто умираю от голода. Пора идти назад.

Дома Алиса открыла морозильник, чтобы приступить к ежегодному размораживанию. Она догадалась, что в какой-то момент электричество, вероятно, отключалось. Она достала апельсиновый сок. Он уже оттаял.

— Угадай, что я видела? — сказала Райли, появившись на кухне, где Алиса готовила соус для спагетти. — В доме Пола горит свет.

— Правда? Неужели новые владельцы уже въехали?

— Не думаю, что это они. Пол говорил мне, что еще не законсервировал дом. Он все тянет с этим. Говорил, надо закончить разборку вещей.

— Думаешь, это может быть Пол?

Представив его себе, Алиса разволновалась, и ее слегка замутило. «Мы все разрушили, — хотела она сказать Райли. — Ты с самого начала была права».

— Либо да, либо он оставил включенным свет, когда был здесь в последний раз.

— Наверное, оставил свет.

— Через минуту узнаем, — сказала Райли.

— Через минуту?

— Ага. Потому что ты сейчас готовишь.

И действительно, раздался стук в кухонную дверь, и она распахнулась. Они в это время сидели за столом, на котором стояли зажженная свеча и большая миска спагетти.

— А я и не знал, что застану вас здесь, — сказал Пол.

Алиса подумала, что у него какой-то спокойный вид. Он выглядел иначе, чем в последние два раза, когда она его видела.

Прежде чем Пол успел сесть, Райли шмякнула на стол еще один прибор.

— Вы уверены, что хватит на всех? — спросил он.

— Не манерничай, Пол. Ты нас смущаешь.

Он рассмеялся. У него действительно был немного чопорный вид. Чопорный, настороженный и весьма повзрослевший, как заметила Алиса.

Алиса чувствовала, что отключается. Она была не в состоянии думать обо всех вещах, о которых думать следовало. За последние месяцы ее душевных сил хватало лишь на весьма ограниченный диапазон эмоций. Она волновалась, терзалась, взвешивала, желала, страшилась, исходя из немногих побудительных мотивов. Она успела свыкнуться с низким уровнем громкости. И вот теперь, когда все это на нее обрушилось, электрические контуры ее души сгорели и вышли из строя.

Она не могла открыть рта, потому что, сделай она это, она так или иначе проговорилась бы. Она проговорилась бы о том, что Райли больна. И о том, что много раз развратно занималась с Полом любовью, и что их старая дружба разрушена. Она не могла смотреть на Пола. Не могла смотреть на Райли. Не могла даже смотреть на собственные руки. Алиса смотрела на свою вилку. Она с трудом контролировала все вещи, которые говорить не следует. Секреты она ненавидела. Свои и чужие.

Но все же, оторвавшись наконец от вилки и своих терзаний, Алиса заметила, что Райли и Пол над чем-то смеются. Оба они жадно поедали лапшу, а она до своей так и не дотронулась. Почему она одна такая жалкая? Как это несправедливо, и всегда было так! Ей никогда не удавалось идти с ними вровень. Она всегда отставала. Едва она включалась в одну игру, как они переходили к следующей.

— Давайте сыграем в покер, — предложила Райли после ужина.

В подростковом возрасте они почти каждый летний вечер играли в покер. Другие ребята принимали «экстази», напивались, занимались сексом, а они играли в «красную собаку», «ночной бейсбол» и «пять карт». Райли была в покере асом, а Алиса — никудышным игроком. Алиса догадывалась, что друзья научили ее неправильно, для того чтобы она проигрывала им деньги.

— Я вымою посуду, — предложила Алиса.

— Тебе надо сыграть, — сказал Пол.

Наклонив голову, Алиса взглянула на него. Насколько она поняла, это были первые слова, с которыми он обратился за весь вечер непосредственно к ней.

— Зачем? — спросила она, осознавая, что голос ее звучит заносчиво и странно.

— Потому что надо, — сказал он.

— Потому что вы хотите отобрать у меня деньги, — предположила она.

— Потому что двоих игроков недостаточно.

— Может быть, — сказала она.

В конечном итоге она, разумеется, с ними согласилась. Пол и Райли развели в камине огонь, а Алиса прибралась на кухне. Потом Пол выложил карты. Алиса уселась на диван скрестив ноги и два раза продулась в «красную собаку». Райли выиграла и была, как обычно, очень собой довольна.

Во всей этой ужасной ситуации опустошенная, страдающая Алиса, которую предали, не оставив надежды, вглядывалась в лица сестры и Пола. За окнами шумел ветер, океан попеременно откатывался и обрушивался на берег. Алиса отдала проигранные деньги. Она все время думала о том, как все-таки ей с ними уютно, как мало изменилось все на поверхности, несмотря на опустошенность в ее душе.

Райли поднялась в спальню, а Алиса пошла проводить Пола до двери, чего никогда не делала раньше. Прощаясь, они почти не смотрели друг на друга. Они были словно разделены большим расстоянием. Ему хотелось сказать ей тысячу вещей, но все они настолько перемешались, что не получалось ни одного внятного слова. Что мог он сказать Алисе? Какими словами мог он выразить свои чувства? Он жаждал быть с ней. Он ее жалел. Наконец-то он ее понял. Гнев прошел, осталось лишь чувство стыда.

В течение многих лет он безжалостно подтачивал ее душу. Он намеренно разрушал ее благополучие, индивидуальность, веру. И все это, как ни странно, во имя любви. Он подтачивал ее честолюбие, любовные отношения, все ее возможности. Он признавал это и раньше, но только в мыслях. Теперь он чувствовал, что раздавлен этим. Как он мог так с ней поступать?

Он привык негодовать по поводу ее благополучия, ее семьи, по поводу того, с какой легкостью и как сильно ее любили, и насколько ему самому это трудно давалось. И, Бог тому свидетель, он все только усложнял. У нее было все то, чего не было у него, включая его любовь. Он полагал ее привязанность к себе настолько сильной, что она не откажется от него, что бы он ни делал и ни говорил. И с чем же она теперь осталась? Грубо говоря, он получил то, к чему стремился. Часто мы принуждаем себя сильно чего-то захотеть, не желая в конечном итоге это получить. Мы стремимся к недостаточности, а не к лекарству для исцеления.

В конце прошлого лета он был не в состоянии понять причину, по которой она так неожиданно исчезла. Основная причина состояла в том, что он вел себя как придурок. Он всегда был занят собственными проблемами и от этого был не способен замечать проблем других людей. За это он себя ненавидел, но толку от этого было мало. Он думал о том, как глупо пытался вызвать у Алисы ревность, чувствуя себя теперь полным идиотом. Он с легкостью вообразил себе жестокость, холодность и предательство с ее стороны, но не мог догадаться, что ее уход никак не связан с ним.

У него нет веры. Какой внушительный провал — пожалуй, серьезней всех прочих. Но причина одна и та же. По части сомнений он мастак, а вот верить не способен. У Алисы же вера есть.