Путь к сердцу - Лесли Лафой Страница 53

— Это не значит надеяться, дорогая, — с той минуты, как он прочтет телеграмму, у него глаза разгорятся. Единственное, о чем он будет сожалеть, — так это о том, что материал не попал к нему в то время, когда он мог бы сыграть роль при выдвижении кандидатов в президенты. Видишь ли, они с Хорасом близкие друзья.

Близкие друзья. Само собой. Мадди тяжело вздохнула. Уж если Ривлин намеревался запустить ее в львиную стаю, то хотя бы рассказал, насколько они большие, эти львы, чтобы она могла вооружиться достаточно увесистой палкой.

— Один член твоей семьи владеет акциями железнодорожной компании, другой состоит в дружбе с мистером Хорасом Грили, который в прошлом году выставлял свою кандидатуру в президенты. Это двое из пяти. Не надо больше сюрпризов, Ривлин. Чем занимаются остальные трое?

— Уилл, муж Шарлотты, — федеральный судья, Лоренс, муж Лиз, владеет пароходной компанией. Муж Мари, Линдер, — сенатор от штата Огайо, возможно, вскоре он станет губернатором.

Он говорил о членах своей семьи, как говорят о ковбоях, железнодорожных кондукторах или владельцах салунов.

— Весьма впечатляет.

Глотнув шампанского, Ривлин пожал плечами.

— Теперь ты видишь, что я и в самом деле не к месту в своей семье.

— Подозреваю, что по собственному выбору.

— Видишь ли, дорогая, — протянул он, приподняв бокал, — печальная правда заключается в том, что мне не хватает честолюбия — это типичный недостаток мальчиков из богатых семей. Из них вырастают мужчины, которые не любят работать. Мне жаль, что я разочаровал тебя.

Разочаровал ее? О нет. Он лгал ей.

— Честолюбие здесь ни при чем. Ты легко мог занять столь же высокое общественное положение, но не сделал этого. Почему? Если ты хочешь ввести меня в круг твоих родных, я должна знать правду.

Как и в ту ночь, когда он рассказывал ей о Сете, Ривлин долго молчал. Мадди ждала, наблюдая за тем, как он борется с собой, решая, что еще может ей поведать.

Он допил шампанское, подошел к столу и стоял, глядя на еду, но не видя ее. Глаза, обращенные в прошлое, потемнели. А колеса все выстукивали свой мотив.

Наконец он заговорил.

— Когда я был совсем юнцом, то мечтал завоевать мир, стать капитаном промышленности, как все те, кто окружал моего отца. — Ривлин сухо засмеялся и потянулся за бутылкой с шампанским. — Потом я с легким сердцем отправился на войну и позже пересмотрел свои взгляды.

Он наполнил бокал, снова поставил бутылку в ведерко со льдом, поднял поднос с едой и перенес его ближе к Мадди.

— Я помню первый вечер, проведенный дома, когда война кончилась. — Продолжая говорить, Ривлин устроился на прежнем месте. — Мои родители учинили грандиозный прием по случаю моего возвращения, пригласив на него самых больших воротил в Цинциннати и множество других гостей. Я был героем, блудным сыном, возвратившимся в родительский дом в чине капитана и с множеством хвалебных отзывов, подписанных самим генералом Грантом. У меня распухла ладонь от рукопожатий, а спина ныла от одобрительных похлопываний. Деловые партнеры моего отца готовы были положить весь мир к моим ногам и обещали мне все, о чем я мечтал мальчишкой.

Он вздохнул и покачал головой.

— Я стоял, глядел на всю эту суету вокруг меня и думал о том, сколько сил каждый из этих людей вложил в ничего не значащие вещи. Я жив, одет, обут и сыт, мои руки и ноги остались целыми, и я не свихнулся от ужасов войны — этого было для меня вполне достаточно. Я понимал, что мне не нужно ничего, кроме того, что у меня есть.

Колеса ритмично стучали в такт его словам, и этот перестук эхом отзывался в сердце Мадди.

— Я мог бы уехать на следующее утро, но все же этого не сделал, — продолжал Ривлин. Голос его теперь звучал живее. — Я остался, пытаясь, как говорится, снова подхватить лихорадку. Не вышло. Однажды в воскресенье мы все вместе сидели за обеденным столом. Не помню, о чем шел разговор, но вдруг Эмили спросила, где же ее брат, и добавила, что не знает человека, сидящего рядом с ней. Я посмотрел на всех, кто находился за столом, и понял, что они разделяют взгляд Эмили, только она осмелилась сказать об этом вслух. Мне стало ясно, что я никогда уже не приноровлюсь к ним, и они тоже это понимали. — Ривлин сделал глоток. — Тогда я вышел из-за стола и ушел из дома, а на следующее утро снова записался в армию.

— Но ты, кажется, предпринял еще одну попытку, когда скончался твой отец…

— Да, и убедился, что там ничего не изменилось. Я был еще более не к месту, чем в первый свой приезд, и все чувствовали себя такими же несчастными, как и я. Решив пощадить их, я опять уехал.

— И теперь снова возвращаешься — уже в третий раз.

— Лучше, чем прежде, все равно не будет, я это понимаю и даже думать не стал бы о возвращении, если бы у меня был иной выбор. — Ривлин посмотрел ей в глаза. — Оставайся со мной, Мадди, тогда я не буду чувствовать себя таким одиноким.

Снова зазвучал тот же мотив, но выстукивали его уже не колеса, а сердце. Это было ошибкой, но свершилось то, что свершилось, и назад дороги нет. Она его полюбила. Он нуждается в ней, и будь у него даже тысяча сестер, она готова встретиться лицом к лицу с каждой из них в отдельности и защитить его. Пускай о ней думают что хотят — единственный, кто для нее что-то значит, это Ривлин.

Она ничего ему не скажет — так легче уберечь его от новых сложностей, а их и без того достаточно. Пока они вместе, ее сердце станет нашептывать душе о великой тайне. В следующей жизни, которую она проведет без него, у нее будет возможность вспоминать, как близки они были к полному единению.

Мадди поставила свой бокал на столик, взяла у Ривлина его бокал и поставила рядом со своим.

— Я буду с тобой, — прошептала она. — Что должен сделать ты, доступно и мне.

Ривлин приподнял занавеску на окне настолько, чтобы увидеть туманный восход солнца, потом опустил ее и, посмотрев на Мадди, убедился, что она все еще спит. Они вместе пересекли еще одну черту; он чувствовал это, хотя и не мог ничего объяснить.

Ночью они отдавались друг другу иначе, нежели во время первых сближений. Они были равными в порывах страсти, не навязывая свою волю, не стараясь подчинить себе и не подчиняясь. Казалось, их уже не двое — они слились в некое единое существо. Они не спешили к завершению, словно в их власти была вечность. А под конец… Господь всемогущий! Ривлин уснул, уронив голову на грудь Мадди. Он познал не испытанную дотоле полноту катарсиса.

Ривлин осторожно отвел с ее щеки прядь волос. Маделайн Мари Ратледж — имя даже слишком простое для такой сложной женщины. Если бы их жизненные пути пересеклись раньше!

Мадди пошевелилась и медленно открыла глаза. Мягкая улыбка тронула ее губы.

— Доброе утро, Ривлин.

— Доброе утро, Мадди.

Он легонько коснулся ее щеки.