Лисичка - Татьяна Романова Страница 53

Девушка как будто прочитала в глазах Чарльза, что он о ней думает, потому что она нахмурилась и гордо вздернула подбородок.

— Причина есть: ночь — очень хороша, и я примеряла свои драгоценности, что тоже доставило мне большую радость. Я хотела выплеснуть свою радость, поделиться ею с природой и пошла туда, где заведомо никого нет, чтобы не рисковать этими украшениями, они — бесценны.

— Очень романтично, но это не повод шататься по чужим садам. Отдайте мне ключ от калитки, я думаю, что вы пришли через нее, — велел Чарльз и протянул руку.

— Вы мне его не давали, значит, не вам его и забирать, — храбро ответила девушка, — если хотите, вы можете сменить замок.

Она развернулась и, обойдя Чарльза, пошла к калитке. Он остался стоять в беседке, глядя, как плавно покачиваются ее бедра под ярко-красным одеянием и темные локоны, спускающиеся ниже талии, волнуются при ходьбе. Герцог вынужден был признать, что гостья — чертовски красива. И подумал, что ее мужу или любовнику следует следить за ней повнимательнее — как видно, аппетит у дамочки неуемный, раз она вешается на шею первому встречному соседу.

И тут молодого человека осенила догадка — всё было до смешного просто. Ведь она вешалась на шею не просто соседу, а герцогу Гленоргу, и эти драгоценности, что надела девушка — на них вполне можно было купить целое графство. Соседка хотела показать, что она — из богатой семьи. Значит, условия завещания отца уже стали известны, и претендентки уже начали охоту. Чарльзу стало так противно, что у него даже свело скулы: он был выставлен на брачный рынок, и письмо Принни — звено из той же цепочки. И деваться было некуда, за его спиной стояли Джон, обязательства перед семисотлетним родом и ожидания светского общества.

— Ну, что ж, если я — товар, значит, возьмем за него самую высокую цену, — пробурчал он.

Такой женщины, какой была матушка, ему всё равно не найти, так что всё равно, кто станет следующей герцогиней Гленорг, только претендентка должна быть безупречно родовита, богата и девственна. Наследник рода, на радость отцу и дедушке, должен быть безусловно Гленоргом.

Услышав, что калитка захлопнулась и в замке повернулся ключ, Чарльз вышел из беседки и отправился обратно в свою комнату. Роскошная женщина, забравшаяся в его сад, не давала ему покоя. Она не была англичанкой, хотя говорила по-английски безупречно — смелость разговора, сила характера, гордость, сквозившая в каждом жесте, выдавали в ней иностранку. Скорее всего, соседка была француженкой — слишком красива и изящна, чтобы принадлежать к другой нации.

Но драгоценности, надетые на голое тело, ярко-красное странное одеяние — отдавали какой то азиатчиной. Чарльз вспомнил нежную упругую грудь под своими руками, и жаркая волна пробежала по его жилам. У него слишком давно не было женщины, как бы ни случилось беды. Если он не совладает со своими первобытными инстинктами, ему придется жениться на той, которая вовремя подставит свое тело. Как сегодня хотела поступить эта наглая соседка.

— Ну, нет, это мы еще посмотрим, у кого воля сильнее, мадемуазель, — тихо сказал он, глядя на закрытую калитку. — Меня так просто не возьмешь.

— Боже, какой стыд!.. — шептала Долли.

Она еле дошла до калитки, чувствуя, как этот высокомерный англичанин смотрит ей в спину. Как ее угораздило попасться в чужом саду, как будто крестьянская девчонка, ворующая яблоки. Да еще грохнуться в обморок от страха. С чего она решила, что сосед похож на Островского? Только цветом волос и глаз, а лицо у него — совершенно другое.

Долли вспомнила лицо незнакомца. Оно было красиво классической аристократической красотой, доведенной до совершенства столетиями тщательного отбора в родовитых семьях, но при этом в лице мужчины не было и следа изнеженного изящества. Большие темные глаза сверкали бешеным блеском, на скулах, покрытых золотистым загаром, проступили и заходили желваки, а губы кривились в презрительной усмешке — незнакомец был красив, как демон, и так же безжалостно грозен.

Княжна с горечью подумала, что этот кошмарный человек видел ее практически раздетой. Он, наверное, считает ее распущенной женщиной. Девушке стало грустно от этой мысли, ведь красивый сосед не был виноват в том, что принял ее за воровку — она сама дала ему повод усомниться в своей порядочности. Нужно было срочно исправить свою оплошность. На завтрашний бал принц-регент собирает всю знать Англии, скорее всего, и сосед будет там, она извинится перед ним, как только его представят официально. А если вдруг она не увидит соседа на балу, тогда найдет другой способ извиниться. Придумав выход из положения, Долли повеселела и побежала в свою комнату.

Сняв драгоценности, она бережно уложила их в перламутровый ларец, и подошла к зеркалу. Ей хотелось понять, что же увидел сосед, когда схватил ее. Зрелище действительно было вызывающим: тонкий шелк сарафана, надетого без рубашки, облегал грудь, открывая ее почти до сосков. Долли уже заметила, что ее грудь за последние месяцы стала еще больше, чем была в Ратманово, и теперь как живое существо жила своей отдельной жизнью: подрагивала при ходьбе, слишком выразительно приподнималась при вздохах, а глубокая ложбинка между бело-розовыми полушариями, казалось, привлекала взоры всех окружающих мужчин.

— Господи, у меня грудь больше, чем у Кати — а ведь она уже рожала, — расстроенно сказала Долли своему отражению.

Что бы она сама подумала, если бы увидела женщину, одетую в сарафан на голое тело, ночью в своем саду? Она уже знала ответ, и он ей очень не нравился — сосед должен был решить, что она абсолютно доступная женщина, и, возможно, пришла предложить ему себя. Но поняв это, княжна рассердилась и решила, что пусть сосед думает, что хочет. Она же знала, что ее намерения были чисты, и ей не в чем было оправдываться. Единственное, в чем она виновата, так это в том, что зашла на территорию его сада без разрешения, за это и следовало извиниться.

Долли успокоилась, быстро сменила сарафан на ночную сорочку, легла в постель и с чистой совестью уснула.