Этюды Черни - Анна Берсенева Страница 53

– Вот потому я и пошел! На тот мостик, где мы с вами встретились, – сказал Сергей. – Ведь это гибель для страны – когда у одноклеточных существ есть все основания считать себя хозяевами жизни. И очень это у меня личное: мне же работать скоро будет не с кем. Дети ведь не то что терминов каких-нибудь – обыкновенных человеческих слов уже не знают. Самых простых слов, без которых невозможно изучать историю. Кто такой царь, понятия не имеют.

– Ну да! – воскликнула Саша. – Быть этого не может.

– Поверить трудно, но это так, – сказал Сергей. – Чем царь, например, отличается от фараона, для них темный лес. Про фараона в тринадцать лет вообще слышат впервые в жизни. Про царя Салтана тем более, сказок им никто никогда не читал. Не знают и знать не хотят.

– От этого можно свихнуться, – сказала Саша. – И жить здесь невозможно, и уехать отсюда – тоже. То есть кажется, что уехать вполне возможно, но это только кажется, и это будет всего лишь перемещение физического тела в пространстве. И в чем тут дело, я не знаю. – Она потрясла головой, как будто хотела вытрясти эти мысли из ушей. – Что же вы делаете с такими детьми? – спросила она.

– Я не знаю, как вам ответить, Саша, – сказал Сергей. – Учу их, конечно. Но учиться им, за редким исключением, скучно, и учиться они не хотят, потому что единственное, что родители их научили уважать, это собственные желания. А быть счастливыми родители их не научили, потому что сами счастливыми никогда не были. Правда, они оживляются в походах и экспедициях. Хоть и не сразу, но оживляются.

– В каких экспедициях? – удивилась Саша.

– Да в разных. На Урале на байдарках сплавляемся. Под Псковом на лыжах катаемся. В степь ездим на раскопки. На Байкал. Да мало ли!.. Было бы желание, а места найдутся.

– Было бы желание… – повторила Саша. – И спросила: – Картошку подогреть?

– Нет, спасибо, – рассеянно ответил Сергей.

– Ваша мама так хорошо готовит, что путь к вашему сердцу не лежит через желудок, – улыбнулась она.

Сергей вздрогнул. Но Саша смотрела мимо него и так явно думала о своем, что было понятно: это просто дань расхожей пословице, и сердце его нужно ей не больше, чем желудок.

– Ведь вы же сами сказали, что ненадолго зайдете, потому что вам на работу. А сами не едите ничего, – тут же и объяснила она свои слова.

– Да. – Сергей встал. – Спасибо. Мне в самом деле пора. Урок скоро. Костыль я оставил в прихожей. Только далеко не ходите все-таки – скользко.

До сих пор Саша выходила только во двор, и для этого ей было достаточно дедовой инкрустированной трости, которая вместе с длинными зонтиками висела на гнутой деревянной вешалке у входной двери. Но теперь она решила расширить наконец ареал своего обитания, для этого Сергей и принес ей немецкий костыль, на который можно было опираться без опасения его сломать.

Ему жаль было уходить, хотя и в этот раз, как каждый раз, он ругал себя за то, что опять говорил на темы, совершенно не подходящие для застольного разговора. Дурную службу служат ему учительские привычки! Саша меньше всего похожа на десятиклассницу, готовую, затаив дыхание, слушать в степи у костра, как он пересказывает Геродота. А уж чтобы ее интересовали проблемы школьного образования, о которых он ни с того ни с сего разговорился, – это в кошмарном сне не приснится.

Она помрачнела, это было очень заметно. Взгляд стал такой же, каким был в больнице. Расстроилась из-за того, что ей скучно было слушать его речи? Или, наоборот, обиделась, что он уходит так поспешно? Ничего он не понимает в этой женщине. Слишком они разные, слишком разные у них желания и стремления. И часть жизни, которую они прожили по-разному, слишком длинна.

– До свидания, Саша, – сказал Сергей. – Не скучайте.

– Приходите – не буду, – ответила она.

Это насторожило его и обрадовало. Но он уже перешагнул порог, и странно было бы ни с того ни с сего возвращаться обратно.