Волки Лозарга - Жюльетта Бенцони Страница 53

На белый бант ты променял трехцветный,

И лилии ты предпочел орлам,

А после – родину продал врагам.

Беги ж, предатель, – грянул час заветный!

У Тимура был звучный глубокий бас, он гудел, как церковный колокол. И, наверное, с улицы его тоже было слышно, потому что вдруг ему начал вторить другой голос, повыше:

Будь бдителен, француз,

Еще живет Рагуз!

Никто почти не удивился появлению полковника Дюшана. Он снова был в своем наглухо застегнутом, несмотря на жару, черном рединготе.

– Я так и думал, что вы уже приехали, – сказал он, целуя дамам руки. – Друзья мои, близки светлые дни!

– Так, значит, все-таки восстание? – спросила Фелисия.

В улыбке сверкнули его белые зубы.

– Сейчас скажу вам, как говорил герцог де Ларошфуко: «Это не восстание, сударыня, это революция». Народ поднялся на борьбу, и охладеет он еще не скоро. На углу улицы Ришелье начали возводить баррикаду. Грабят оружейные магазины, да оружейники и сами готовы все отдать. Достают мундиры национальных гвардейцев, а только что у Сены я своими глазами видел трехцветный флаг. Ах, сударыни, какое счастье снова лицезреть синее с белым и красным!

– Но, – возразила Гортензия, – мне говорили, что войска под командованием Мармона собираются выступить против народа. Будут убитые…

– Они уже есть. На улице Сент-Оноре убили женщину. Грядут и другие жертвы, но Париж, я думаю, от своего не отступит. Так что будьте милосердны, подайте мне стаканчик вина, и я пойду обратно, к своим.

– К кому?

– Так ведь на баррикады, черт побери! Там уже есть одна большая, а к вечеру, уверен, у нее появятся малыши.

– В таком случае вы пойдете не один.

Фелисия ненадолго убежала и вскоре появилась в своем любимом мужском костюме. На бегу она проверяла пистолет с длинным дулом, а второй пистолет был заткнут у нее за пояс. Дюшан даже рот разинул от удивления.

– Надеюсь, вы не собираетесь идти со мной? Там женщинам не место.

– Я и не женщина. Я одна из Орсини, и только что убили моего брата. Мы, Орсини, знаем, что такое уличный бой. В Риме от века мы только этим и занимались: воевали против Колонны. А теперь я буду сражаться против Карла Десятого.

Гортензия тоже, воодушевившись, поднялась с места:

– И я с вами. Сейчас переоденусь…

Но Фелисия жестом остановила ее:

– Нет, Гортензия. На этот раз я пойду одна. Мне в жизни больше нечего терять. А у вас сын – вы должны думать о нем. И не настаивайте! Вы для меня и так достаточно сделали.

– Для вас так же, как и для себя самой. Мои родители…

– Хорошо, что вы о них вспомнили. Вам никогда не отомстить за них, если умрете сами!

Ах, эта ночь! Жара немного спала, но Париж продолжал задыхаться под свинцовым колпаком. Возбужденный первой пролитой кровью (были убиты одна женщина и один мужчина из народа), город не искал забытья и прохлады. Он был настроен драться… От часа к часу вспыхивали бои где-то на улицах, люди дрались все ожесточеннее, все решительнее… Ломали фонари, выбивали булыжники из мостовой. Строили первые баррикады. В ход шло все, что попадалось под руку: фиакры, повозки, даже омнибусы… В то же время создавались и вырабатывали планы действий политические штабы. Взвешивались все «за» и «против»: ведь из-за антинародных указов выплыло на поверхность все недовольство, накопившееся за шестнадцать лет молчания. Ах, как прекрасна была эта душная ночь для тех, кто с надеждой ждал восхода нового солнца! Оставалось только договориться, каким оно будет, это солнце. Некоторые, невзирая ни на что, сохранившие верность Реставрации, хотели верить, что парижский бунт заставит призадуматься короля и он отменит свои указы. Но таких было совсем немного. Иные ждали республику. Но и они не были в большинстве. Многие видели будущее с сыном Наполеона на французском троне. Его собирались вырвать из венской тюрьмы. И наконец, четвертые, под предводительством Талейрана возлагали все надежды на Луи-Филиппа, герцога Орлеанского, который, засев в своих владениях в Нейи, чутко прислушивался к раскатам грома, доносившимся из столицы.

Не в силах уснуть, Гортензия провела большую часть ночи у окна, тоже чутко прислушиваясь к тому, что происходило вдали. Вот она уловила эхо выстрелов, крики… К полуночи совсем рядом раздались команды и по мостовой застучали сапоги: это из расположенных неподалеку казарм в сторону ратуши уходил отряд швейцарцев.

Где была сейчас Фелисия? В какую безумную переделку она опять попала? Хотя почему безумную? Во всяком случае, не для нее! В этом гордом создании жила такая отвага, что, даже будучи женщиной, она не могла не оказаться в первых рядах. Фелисии Орсини скорее подходила роль предводительницы разбойников, нежели светской львицы. В воображении Гортензии она представала королевой амазонок, потрясающей пистолетом на баррикадах, и образ этот ничуть не казался ей смешным.

– Хоть бы она выжила! – молилась Гортензия. – Хоть бы вернулась! Хоть бы чуть-чуть порадовалась победе после стольких лет горя и страданий!

Но вот небо окрасилось розовым, чистая и светлая, без единого облачка, пришла заря, выкатив свой огненный мяч – солнце, скоро он покатится по небосклону, раскалится добела…

Гортензия приказала приготовить себе холодную ванну. Хоть спать ей и не хотелось, но она боялась впасть в оцепенение, как бывает после бессонной ночи.

К десяти утра из особняка напротив явилась, шурша фиолетовой тафтой, вдова де Вобюэн. С растрепанными волосами и пудрой, наложенной как попало, старая дама, казалось, была просто вне себя.

– Слава богу, вы здесь, дорогая графиня! – вскричала она, размахивая лорнетом. – Не могу больше метаться там у себя и слушать все это. Я всю ночь не сомкнула глаз.

– Я тоже, хотя это вряд ли чем-нибудь может вам помочь.

– Как вы думаете, они перережут нам горло? Эти кровопийцы, им снова дали волю! Ох, чувствую, воротятся ужасные дни девяносто третьего! Надо было эмигрировать, но я уже не в том возрасте, когда скитаются по дорогам, увы!

Хоть Гортензия и сама была встревожена, но тут все-таки улыбнулась. Конечно, ничего такого случиться с ними не могло. Народ восстал лишь из-за королевских указов, сметающих конституционную монархию и устанавливающих абсолютистское правление. Но вдова никак не поддавалась ни на какие убеждения.

– Так все обычно и начинается. Они отправились в замок Гранж-Блено за этим дьяволом Лафайетом! Бог знает, какие горести уготованы бедному королю! Я вчера послала своих людей разузнать, что происходит. Лишь немногие вернулись обратно. Остальные, должно быть, спелись с этими одержимыми! Боже, какие времена!

– Вы забываете о солдатах. Под командованием маршала Мармона в город вошли многочисленные войска.

Сморщенный ротик пожилой дамы так презрительно изогнулся, что даже отвалилась плохо приклеенная мушка.