Государева охота - Елена Арсеньева Страница 52

— Сударь, я впредь не желаю обращаться к его величествуиначе, как в вашем присутствии. — Сухощавый, чуточку сгорбленный человек сострым, птичьим носом и воспаленными глазами склонялся перед князем Иваном иговорил торопливо, заискивающе. — Лишь в этом случае могу надеяться накакой-то толк, учитывая ваше на его величество влияние, Усерднейше прошуудостоить меня своей дружбой и. выслушать о том, что необходимо довести досведения императора!

Покрасневшие глаза придавали этому человеку вид заплаканный,потерянный. Если бы Алекс не знал доподлинно, что перед ним стоитобер-гофмейстер и вице-канцлер Андрей Иванович Остерман, в руках которогофактически сосредоточена вся государственная власть, он принял бы его зажалкого просителя. Смешно, конечно! Влиятельный министр умоляет фаворита орасположении не потому, что желает заполучить себе какие-то блага, добитьсяордена или протекции для родственника. Нет! Он всего лишь жаждет заручитьсяподдержкой Долгорукого, чтобы привлечь внимание государя к делам егособственного государства! А глаза у него всегда красные не от полного отчаяния,а потому, что очень больны. Хотя и в отчаяние Остерману приходится впадатьчастенько, порою даже более от сознания тщетности своих усилий.

Де Лириа немало внимания уделял в своих посланиях личностиОстермана, и дон Хорхе Монтойя успел составить кое-какое впечатление об этом,безусловно, незаурядном человеке. Впрочем, те, кто посылал Хорхе в Россию,снабдили его немалым количеством сведений об Остермане, поскольку не безоснований полагали, что этот человек достигнет первенствующего влияния нагосударственную политику при следующем царствовании. Разумеется, в том случае,если на престоле окажется то лицо, на которое сделана ставка: лицо болеепокладистое, разумное и управляемое, нежели нынешний император. Но в данныймомент вероятность сего значительно поколебалась...

Алекс стиснул зубы. Чувство вины, которое он испытывал стого самого мгновения, как лишился важнейшего своего груза, было по-прежнемуострым, как в первый день. Однако во время приключений в Лужках эту винунесколько притупляла обыкновенная борьба за выживание, за спасение. Теперь же,отдохнув, придя в себя, почувствовав, что рана его почти исцелилась, он сновапредался духовному самобичеванию. И то новое страдание, которое ему пришлосьиспытать сегодня, отнюдь не ослабило, а только усугубило его подавленность итоску.

— Что-то очень уж внимательно вы разглядываете князяИвана, — послышался у самого его уха знакомый вкрадчивый шепоток, и Алекснеприметно качнулся вперед, чтобы отстраниться от губ, которые мягко касалисьуха. — Неужто вам по вкусу этакие вот неотесанные северные варвары?

Алекс, который на Ивана Долгорукого вообще не смотрел, сулыбкой обернулся к своему патрону:

— Князь Иван достаточно красив, чтобы привлечьвнимание... дамы.

— Значит, вас, обворожительный дон Хорхе, привлекаетиной тип мужской красоты? Интересно бы знать, какой? Вам не нравятся рослыеблондины — быть может, вам по вкусу изящные брюнеты?

Господи всеблагий, да разве тут было хоть слово сказано отом, что его вообще привлекает мужская красота?! Удивительно, с какойнастойчивостью, умением, и тонкостью герцог сводит всякий разговор кединственной интересующей его теме!

Де Лириа играл глазами, касаясь мизинцем с длинным ухоженнымногтем тонких, очень ярких губ, и, как никогда раньше, походил на переодетую вмужской наряд женщину с наклеенными усиками. Алекса с души воротило, когдагерцог устремлял на него этот свой загадочный томный взгляд. В такие минуты емустоило больших трудов сдержаться и не расставить точки над i со всей прямотой иопределенностью. Но это было бы фактическим окончанием его службы у испанскогопосла. После того, как он бездарно провалил свое основное задание, провалитьеще и это? Ну, тогда ему и впрямь останется рассчитаться со своей жалкойжизнью, как едко выразился мастер. Нет уж, придется до поры до времени терпетьнедвусмысленные намеки де Лириа и рассчитывать, что герцог пощадит своеговерного любовника Каскоса и не станет в его присутствии осаждать другогомужчину. И так ревность секретаря начала превосходить всякие приличия. «А ведьесли верно все, что я успел узнать о страстности и пылкости испанцев, —почти с безнадежностью подумал Алекс, — то мне запросто можно ждать отХуана Каскоса удара в бок стилетом или двадцати капель яду в чашке кофе...»