Заверните мне луну - Анна Мак-Партлин Страница 52

Стоял свежий морозный январский денек. Он казался бы совсем мрачным, если бы тоненький лучик света не проникал через просвет в облаках и не освещал бы все вокруг. Земля совсем замерзла, холод пронизывал насквозь, несмотря на теплую одежду. Мои руки, спрятанные в рукава кофты, посинели от мороза. Я прошла за ворота и направилась к могиле Джона, обходя соседние памятники. У меня был сильный насморк, и я чувствовала, что уголки губ начинают трескаться. Я ускорила шаг, пообещав себе поскорее сказать все то, что хотела, и уйти. Через несколько минут я подошла к могиле и обнаружила, что в это неимоверно холодное утро я была там совсем не одна. Мать Джона, Патриция, чистила надгробие. Моим первым желанием было спрятаться, но мы встретились глазами, и я уже ничего не могла поделать.

— Эмма! — Она тепло улыбнулась мне, несмотря на жуткий холод.

— Патриция! — произнесла я чересчур весело.

Она приблизилась ко мне, и мы обнялись.

— Я так долго тебя не видела.

Я начала извиняться, понимая, что заливаюсь краской.

Она почувствовала мою вину и тотчас поторопилась разрядить обстановку, широко улыбнувшись.

— Я так рада тебя видеть.

— Я тоже, Патриция. — Я на самом деле была рада нашей встрече, несмотря на свое смущение.

Я подобрала губку, и мы принялись за уборку вместе. Она поведала мне про своего соседа, который выиграл кругосветное путешествие, а я рассказала ей про школу. Когда надгробие уже блестело, Патриция пригласила меня составить ей компанию за чашечкой кофе. Мне так и не удалось поговорить с Джоном, но мне было очень приятно в ее обществе, да и кофе ассоциировался у меня с теплом. Пока мы пробирались назад к машинам, пошел дождь. К тому времени, как мы дошли до кофейни, мы обе промокли насквозь. Симпатичный пожилой швейцар помог нам снять верхнюю одежду и повесил ее на вешалку рядом с дверью. Мы устроились рядом с камином в углу и потихоньку начали отогреваться.

Официантка приняла у нас заказ, а мы сидели и смотрели друг на друга, как закадычные друзья, которые не виделись слишком долго.

— Ты выглядишь счастливой, — сказала она мне.

Чувство вины опять завладело мной.

— Ты действительно счастлива, Эмма? — любезно поинтересовалась она.

— Да, — честно призналась я.

— Молодец, — похвалила она.

Я не хотела рассказывать ей про Шона, потому что это было бы несправедливо. То, что я обрела свое счастье с лучшим другом Джона, когда тот покоился под землей, могло бы причинить ей слишком сильную боль.

Я ни в коем случае не должна была признаваться ей.

— Как там Шон? — поинтересовалась она.

— У него все замечательно, — сказала я, краснея.

— Твоя мама рассказала мне о ваших отношениях, и я счастлива за вас. Я на самом деле очень рада, Эмма. Мы все так переживали, что ты ни с кем не встречаешься.

«О боже. Я должна была сказать хоть что — то».

Я не осмеливалась взглянуть на нее.

Она засмеялась.

— Ты такая милая.

— Прости, Патриция. — Я чувствовала, что вот — вот заплачу.

— Не нужно извиняться, — произнесла она.

— Я все еще люблю Джона, — жалостно сказала я, и в моем голосе прозвучали нотки вины.

— Я все понимаю, я тоже его люблю, но его уже нет. А мы продолжаем жить.

Она была очень мудрой женщиной. В этот момент я поняла, что скучала по ней.

— Шон великолепен, — с улыбкой обратилась к ней я.

Она засмеялась.

— Я знаю… он очень опытный.

Мы дружно засмеялись и чокнулись кофейными чашками. Было так приятно ее видеть. Расставаясь около машин, мы обнялись и пообещали друг другу оставаться на связи. По пути домой я поняла, что совсем не обязательно было рассказывать обо всем Джону. Он все равно все знал и наверняка радовался за меня.

* * *

После Рождества недели пролетали одна за другой. Мы с Шоном начали жить вместе уже в начале февраля. Все были безумно рады за нас, кроме Леонарда, который жутко страдал от очередной диеты. Постоянные ограничения в еде, да еще и новый сосед стали причиной его постоянного раздражения и недовольства. Сначала он показывал это тем, что мочился на ту часть кровати, где спал Шон. Поэтому нам постоянно приходилось запирать дверь спальни, что, казалось, спасло положение. Но лишь до тех пор, пока однажды ночью Шон, почувствовав, что ему сложно дышать, не проснулся и не обнаружил Леонарда, спящего прямо у него на лице. Я пробудилась как раз в тот момент, когда Леонард стукнулся о противоположную стену, немножко пролетел и приземлился на свои пухлые лапки. Шон принялся рассказывать мне, что же на самом деле произошло, в то время как Леонард пристроился на краю кровати, склонив голову и злобно уставившись на него. Только тогда я заметила, что дверь закрыта. Я посмотрела на Шона, который, казалось, был загипнотизирован взглядом Леонарда.