Соблазн гнева - Татьяна Голубева Страница 52

Валентин ворвался следом за ним, рухнул на стул напротив дяди, не сняв куртки, и сразу спросил:

– Ну, в чем проблема?

– Давай что-нибудь закажем сначала, – предложил Сергей Пафнутьевич.

– Это можно, – согласился племянник. – Я вообще-то здорово проголодался. Здесь очень вкусно люля-кебаб готовят, со свежей зеленью, рекомендую.

Люля-кебаб? Ах да, вспомнил господин Дикулов, кафе же называется «Заира». Значит, тут должен присутствовать некий восточный оттенок в меню.

– Можно кебаб, – согласился он.

Девушка в аккуратном зеленом платьице приняла заказ – два люля-кебаба с рисовым гарниром, два салата из огурцов, два зеленых чая. В ожидании обеда (если это можно было назвать обедом) дядя и племянник как бы приценивались друг к другу, роняя ничего не значащие слова – о погоде, о Думе, о последних катастрофах и катаклизмах…

Но вот наконец на столе появились тарелки с весьма прилично приготовленным салатом и действительно аппетитным на вид люля-кебабом. Музыкант сразу приступил к еде, а Сергей Пафнутьевич, попробовав восточное блюдо и удостоверившись в том, что оно вкусное, некоторое время наблюдал за племянником, собираясь с духом. Наконец он решился заговорить на важную для него тему.

– Видишь ли, Валя, – осторожно начал он, – я недавно перенес серьезную операцию…

– Слышал, – небрежно кивнул музыкант.

– И в общем… Ну, я могу, конечно, прожить еще и десять лет, но не обязательно, – сказал Дикулов. – Скорее, получится гораздо меньше. И для меня стал насущно важным вопрос: кому передать мой бизнес?

– Не мне, – решительно заявил Валентин. – Уж это точно.

– Почему ты так категорически отвергаешь то, чего совершенно не знаешь? Почему бы тебе не присмотреться к делу, прежде чем давать окончательный ответ?

– Не хочу, – коротко бросил музыкант. – Я человек творческий, почему ты не хочешь этого понять? Или ты просто не способен на такое понимание?

– Валя, давай не будем сразу переходить к оскорблениям, – попросил Сергей Пафнутьевич. – Ну что ты сразу в драку кидаешься, почему не желаешь просто порассуждать логически, как свойственно разумным людям?

Кажется, на этот раз он сумел задеть племянника. Во всяком случае, тот не стал огрызаться, а пожал плечами и пробормотал:

– Да о чем тут рассуждать? Я не деловой человек, ты и сам это знаешь.

– Ты думаешь, что ты не деловой. Но ты же никогда не пытался заниматься бизнесом, так откуда тебе знать на самом деле?

– Я знаю, уж поверь, – серьезно сказал Валентин. – Я не могу думать ни о чем, кроме музыки.

– И в кого только ты такой уродился? – недоуменно произнес Сергей Пафнутьевич. – Вроде у нас никто из предков творческими болезнями не страдал.

Валентин неожиданно рассмеялся:

– Творческими болезнями? Прелесть! Значит, с твоей точки зрения, творчество – это нездоровое явление?

– В общем, да, – согласился господин Дикулов. – Нет, я понимаю, конечно, что культура представляет собой самоценность, но… но создают ее все-таки странные люди.

– Не все ли равно какие? Важен результат, а не то, как в глазах других выглядит поэт или художник.

– Да, конечно… Но я все-таки хочу попросить тебя еще раз: потрать хотя бы несколько дней на ознакомление с моей фирмой. Кто знает, вдруг в тебе проснется другая сторона твоей натуры, о которой ты сам пока что не подозреваешь?

Валентин посмотрел на дядю с нескрываемым интересом, и Дикулов внутренне порадовался: не зря он готовился к этой встрече! Не зря посоветовался с опытным психологом, даже прочитал кое-какие книги… Племянник наконец взглянул на него не как на мушку-дрозофилу, невесть как попавшую в чай, а как на человека, достойного внимания творческой личности.

– А ты изменился, – констатировал племянник.

– Смерть очень меняет человека, уж ты мне поверь, – спокойно сказал Сергей Пафнутьевич. – А я ведь умер во время операции.

Валентин вытаращил глаза, и сразу стало понятно: он совсем еще ребенок. Наивный, агрессивный и в то же время чудовищно доверчивый…

– Умер? – растерянно переспросил он.

– Ну да, клиническая смерть.

– Жуть, – констатировал опомнившийся наконец племянник. – Просто жуть. Подумать страшно.

– Ну, что было, то было. Теперь нет смысла все это обмусоливать. Просто прими как факт: я действительно не тот, что прежде.

– Но это не значит, что я должен заниматься торговлей, – окончательно пришел в себя музыкант.

– Валя, опять ты… Я же прошу тебя только об одном: познакомься с делом! И все! И если после того ты снова скажешь «нет», я больше никогда не вернусь к этой теме, обещаю.

– Ну, не знаю… У меня и времени-то свободного нет. Ты же сам говоришь – несколько дней. Где я их возьму?

– Постарайся как-нибудь. Если захочешь – найдешь.

– Да, конечно, возможно все, чего мы по-настоящему пожелаем, – усмехнулся Валентин. – Вот только я не уверен, желаю ли я этого по-настоящему.

– А ты напрягись, разберись в себе, – посоветовал Сергей Пафнутьевич. – Исследуй всерьез глубины собственной личности.

Этим он окончательно добил племянника. Исследование себя было чрезвычайно модным занятием в среде творческой молодежи, об этом сообщил Дикулову психолог. Так что Сергей Пафнутьевич попал в точку, дважды намекнув, что музыкант сам себя не знает.

– Ладно, я подумаю. Позвони дня через два-три, – решил Валентин.

А Сергей Пафнутьевич, вернувшись домой, почему-то вспомнил, как в школьные годы однажды ходил с младшим братом на рыбалку. И как ему весело было наблюдать за тем, как умирает рыба, как белеют ее пустые стеклянные глаза… а младший брат внезапно расплакался и убежал домой. После того Петя никогда в жизни не ел рыбы. Дикулов смеялся над ним… тогда.

Но теперь он, кажется, начал понимать младшего брата.

Ольга больше не заговаривала о том, чтобы пристроить Марину в театральные мастерские, и Марина сделала из этого вполне естественный вывод: главный бутафор счел ее полной бездарью. Ну и ладно, не очень-то и хотелось. Или все-таки хотелось? Марина старалась об этом не думать.

Но почему-то она очень часто вспоминала бутафора. И как они познакомились, и как разговаривали, и как прощались… Чего уж там было вспоминать, непонятно. Мужик как мужик, средней внешности, среднего роста, солидного возраста – под сорок…

Ольга представила его Марине довольно торжественно:

– Вот, Мариночка, это и есть Михаил Игнатьевич, главный специалист бутафорского цеха. – И сразу отошла, предоставив их двоих друг другу.

– Лучше просто Миша, – поспешил сказать главный бутафор. – Меня никто по отчеству не величает.