Бедная Настя. Книга 2. Превратности любви - Елена Езерская Страница 52

— А потом?

— Потом отец Георгий просто уехал и все, — закончила свой рассказ Анна.

— Отец Георгий… Вы не первый человек, кто упоминает его в связи с этими событиями. Я сейчас же еду к нему!.. А вы, — спохватилась Лиза, — вас куда-нибудь отвезти? Вы, наверное, гадать приезжали?

— Это раньше в табор за гаданием ехали, а сейчас — за суженым, — усмехнулась Рада.

Лиза с недоумением посмотрела на Анну.

— Рада шутит, — успокоила ее Анна. — Но вы должны знать — я беглая!

— Что?

— Я крепостная, Лиза. Барон воспитал меня, как свою дочь, и никто в округе не знал об этом. Но теперь в имении хозяйствует ваш муж, и меня ищет управляющий.

— Вы — крепостная?! — растерялась Лиза.

— Погодите-ка, — прервала их Рада. — Слышу, нам знак подают. Опять вблизи табора ваш немец появился. Прятаться тебе надо, Анна. Поднимайся в кибитку, а я присмотрю, чтобы он чего не разнюхал.

— Как же так, как это? — шептала Лиза.

— И вы, барышня, тоже идите — не думаю, что вам стоит тому человеку на глаза показываться.

— Тому человеку?

— Это Карл Модестович, — пояснила Анна, забираясь в кибитку.

— Господи! — воскликнула Лиза. — Вы правы, мне надо поторопиться. Прощайте и помните — вы были и останетесь моей подругой, Анна. И, если честно, между нами нет разницы. Я тоже не принадлежу себе. Моя маменька распорядилась моей жизнью по-своему. Вы — крепостная, меня продали Забалуеву.

— У нас еще будет другая жизнь, не отчаивайтесь!

— Простите, я сейчас совсем не могу вам помочь. Может, когда разгадаю тайну смерти отца, то смогу разговаривать с матушкой и моим мужем уже по-другому. А сейчас — берегите себя и будьте осторожны.

— Будьте и вы счастливы! — прошептала Анна вслед убегавшей от табора Лизе.

Тем временем Корф и Репнин, как им казалось, торжествовали победу. Долгорукая поначалу приняла их в штыки, но потом, похоже, их настойчивость и ее любопытство взяли верх, и она согласилась тайно поехать с ними в дом Забалуева.

Мария Алексеевна обставила выезд с превеликой театральностью, и забалуевские сторожа, так и не нашедшие вечером ни кареты с ограбленным барином, ни потом в доме его хорошенькой барыни, вынуждены были пропустить в дом Долгорукую с эскортом в лице исправника.

И пока Забалуев, ничего не подозревая, отсыпался после ночного разговора и его счастливого, как он думал, завершения под звуки открываемых бутылок с шампанским, Долгорукая осматривала его дом и крыла зятя на чем свет, не стесняясь в выражениях и не обращая ни малейшего внимания на присутствующих при этой сцене Репнина с Корфом и исправника.

— Он у меня попляшет, — рычала всю дорогу обратно Долгорукая, — он меня попомнит. Теперь понятно, почему он так боялся в дом к себе приглашать — там даже мыши дохнут! А сколько таинственности напустил! К дому не подойди, коляску не трогай — сплошные ограничения!

По приезде она велела исправнику далеко не уходить, хотела, дескать, отблагодарить его за помощь, накормить, напоить. А сама бросилась будить Забалуева.

Репнин и Корф не могли нарадоваться такому повороту событий. Они спешились во дворе родного Владимиру поместья и решили ждать на часах — вдруг Забалуев вздумает бежать. И тут Репнин обратил внимание на коляску Забалуева.

— Слушай, Владимир, а что там княгиня говорила про коляску, что, мол, не дает к ней Забалуев никому подходить? Может, посмотрим, что он там прячет?

Корф кивнул, и они принялись осматривать коляску. И вскоре обнаружили тайник под сиденьем, где среди разных шуллерских принадлежностей под руки им попался флакон с порошком, по запаху так похожим на тот, с помощью которого был отравлен старый барон Корф.

Михаил тотчас же побежал на кухню за исправником, а Корф ворвался в гостиную, где Долгорукая отчитывала зятя, и с криком «Убийца!» бросился на Забалуева. Забалуев, конечно, все отрицал и показал, что истинный убийца не он, а княгиня Долгорукая. Мария Алексеевна немедленно пустилась в слезы.

* * *

— Хватит изворачиваться, — прервал измышления Забалуева Репнин. — Мне доподлинно известно о вас все. Вы картежник, мошенник и вор. Вы, именно вы купили этот яд. И у нас есть тому свидетель.

— Да кто поверит пройдохе-цыгану! — завопил Забалуев.

— Вот вы и выдали себя, Андрей Платонович! Думаю, что с появлением этого флакона вы уже не сможете никого убедить в своей невиновности. — Репнин, как факир, извлек из рукава злополучный флакон. — Мы только что с бароном нашли его в тайнике вашей коляски.

— Обманщик! Плут! — стенала Долгорукая. — И этому негодяю я отдала самое ценное, свою дочь!

Наконец, исправник повел Забалуева к выходу, и тот, обернувшись от дверей, сказал Корфу: «Ваш друг наивен. Но вы-то, Владимир Иванович, должны чувствовать, что все это слишком просто. Подумайте еще раз обо всем, и, если не перемените своих обвинений, я стану сомневаться в том, что вы умный человек».