Последний холостяк - Бетина Крэн Страница 52

В этот вечер в клубе «Уайтс» было особенно многолюдно и шумно, кое-кто из гостей даже стоял у буфетной стойки или переминался с ноги на ногу в проходе, не найдя свободного кресла. Но для Ремингтона был заранее зарезервирован отдельный столик в тихом углу, поэтому ничто не могло помешать его серьезному разговору с товарищами по тайному заговору.

Они стали прибывать в клуб подвое еще до условленного срока. По их взволнованным, раскрасневшимся лицам графу не составило труда определить, что все они жаждут поскорее узнать от него последние новости о контактах с леди Антонией и дату заключительной операции по ее окончательной дискредитации.

– В газетах пишут, что граф Ландон моет полы, чинит дамские корсеты и чистит картофель к обеду леди Пак-стон, – ерзая на стуле, промолвил с благодушной улыбкой сэр Альберт Эверстон, когда вся компания оказалась в сборе. – Особенно позабавил меня своими репортажами некий шустрый малый по фамилии Фитч! Я хохотал над его статейками до слез.

– Что же ты молчишь, Ландон! – воскликнул Вулворт, разгоряченный доброй порцией виски, поданной ему клубным лакеем. – Мы ждем от тебя самых свежих известий с места этих захватывающих событий.

– Да уж, порадуй нас ими скорее, старина! Не томи! – пробасил Бертран Ховард. – Когда наступит развязка? Этой ночью?

Все заговорщики затаили дыхание, устремив взгляды на Ремингтона.

Невозмутимо отпив из бокала, он флегматично ответил:

– Нет.

– Нет? – Бэзил Трублуд явно был обескуражен его ответом. – Значит, завтра, в субботу?

Ремингтон собрался с духом и промолвил, выдержав паузу:

– Никогда! Наш первоначальный план, господа, отменяется.

Глаза у всех сидевших за угловым столиком полезли из орбит, а нижняя челюсть отвисла. Переглянувшись, они вновь с недоверием уставились на Ремингтона, один лишь сэр Альберт спросил:

– Отменяется? Это шутка? Не надо так пошло шутить, Ландон!

– Я говорю совершенно серьезно, – сказал граф, прищурившись и откинувшись на спинку стула. Такой нарочито высокомерный тон охлаждал пыл даже торговцев овощами на базаре. Эверстон же просто опешил. Ремингтон воспользовался этим, чтобы закрепить свой первый успех: – Если говорить откровенно, мой друг, эта затея с самого начала была обречена на провал. Я дьявольски устал от грязной домашней работы, меня тошнит от затянувшегося добровольного заточения в приюте для вредных одиноких старух, следящих за каждым моим шагом. И я хочу отдохнуть. Все кончено, так что забудьте об этой глупости.

Но огорошенные таким заявлением джентльмены решительно отказывались воспринимать его всерьез. Они смотрели на Ремингтона с видимым подозрением, насупив брови и наморщив лбы. Оправившись от первого потрясения, Трублуд сдавленно изрек:

– Он попал к ней под каблук! Наш бедный Ремингтон пропал!

Графа прошиб холодный пот, однако он и бровью не повел. И только его побагровевшая от прилива крови шея наглядно свидетельствовала, что он взволнован. Приятели ждали от него контраргументов, однако он продолжал загадочно молчать. Эверстон хмыкнул, залпом осушил еще один бокал и, крякнув, язвительно сказал:

– Молчание – знак признания своей вины. Взгляните-ка на него! Трублуд, похоже, прав: – наш славный Ландон пал жертвой чар нашего заклятого врага, этой дьяволицы в тоге защитницы священного институтах брака и семьи. Бедняга!

– Нет, я в это не верю! – прошептал Вулворт, побледнев, как покойник. – Лорд Ландон тверд и крепок, как кремень!

– Я тоже! – подхватил Пекенпоу, поднимая бокал. – Ведь он – последний стойкий холостяк, наша единственная надежда!

Граф надменно вздернул подбородок и заметил:

– Я все вам объяснил, джентльмены. Добавлю только, что на практике ситуация оказалась куда более сложной, чем я мог предположить, не зная всех обстоятельств. Вы сами ввели меня в заблуждение, господа. Поэтому я умываю руки…

Но попытка переложить свою вину на других не возымела успеха. Приятели начали строить догадки относительно более вероятных причин его капитуляции.

– Она узнала подлинные мотивы его согласия на пари и выпроводила его вон, – робко предположил Серл.

– Либо застала его в объятиях одной из своих вдов и принудила пойти на попятную, – задумчиво произнес Пекенпоу. – Шантаж – ее любимое оружие.

– Боже правый! – ахнул Эверстон. – Неужели и он попался на эту приманку! Бедный малый!

Эти невероятные предположения вогнали Ремингтона в ступор. Он весь вечер собирался с духом, чтобы стойко выдержать яростные обвинения приятелей в измене их общим интересам и идеалам. А вместо ожидаемых упреков он услышал их очередные нападки на Антонию – дескать, это она вновь проявила свое коварство и провалила их план, прибегнув к своей обычной уловке: сосватала ему одну из бедных вдов.

Но внезапное озарение, снизошедшее на графа, вывело его из удрученного состояния. Ему стало пронзительно ясно, что он сам в свое время наивно ожидал от леди Антонии подобных действий, был уверен, что она обязательно попытается подстроить некую пикантную сцену при содействии одной из своих подопечных, а затем потребует, чтобы он поступил как благородный мужчина и сочетался с наивной вдовушкой законным браком.

Однако ничего подобного сделано не было, равно как не прибегла она ни к каким иным ухищрениям, в которых сейчас обвиняли ее возмущенные джентльмены. Антония отстаивала свои убеждения и стремилась сделать его своим единомышленником. Единственная дама, которую она застала в его объятиях, годилась ему в бабушки.

Ремингтон вдохнул спертый, пропитанный табачным дымом воздух бара и взглянул на своих друзей-заговорщиков новыми глазами. Они походили в этот момент на избалованных школяров, наказанных за рискованные шалости, или же хныкающих подростков, которых застали за курением и принудили сломать и выбросить их недокуренную сигару, добытую не совсем честным путем. Ему стало их искренне жаль.