Что такое любовь? - Наталия Фелиз Страница 52

– Раз, два, раз, два, три… не понимаю… работает? – раздался из динамиков голос директора школы.

Максимилиан удивлённо уставился на содрогавшуюся от вибрации колонку в углу класса. Ученики затихли. А голос Шмидта продолжил вещать:

– Уважаемые преподаватели и ученики, извините, что прерываю учебный процесс. Я буду краток. Ученикам средних и старших классов после последнего урока прошу пройти в актовый зал. А преподавательскому коллективу хочу напомнить, что на большой перемене состоится собрание, на котором должны присутствовать все. На этом всё. Спасибо за внимание… Я отключился? Нет… А!

Из колонки последний раз донеслось странное похрюкивание, и в классе воцарилась гробовая тишина.

– Что случилось, мистер Кит?

– Не знаю. По-видимому, на собрании скажут.

– С чем это может быть связано? – не унимались ребята.

– Не знаю, – развел руками Максимилиан.

Атмосфера недоумения и беспокойства повисла над всей школой и с каждым часом только накалялась. Ученики без сомнения сразу же заметили хмурые лица своих преподавателей, как только те появились в коридорах после собрания. Но как не пытались ребята выудить хоть какую-нибудь информацию, так ничего и не узнали. Поэтому сразу после последнего урока все без исключения поспешили в актовый зал, который весь бурлил и гудел от перешёптывания и переговоров. Но все моментально стихли, как только на сцену взошёл директор школы, а за ним и весь преподавательский коллектив. Класс мистера Кита быстро понял, что дела обстоят совсем плохо по его бледному и угрюмому выражению лица.

Мистер Шмидт обвёл всех своим не привычно глубоким и серьёзным взглядом и, наконец, заговорил:

– Все вы прекрасно знаете, что наша школа славится не только отменным образованием, но и строгой дисциплиной. Существуют гласные и негласные правила, которые каждый обязан выполнять. Не гласные – просты, как дважды два. Все мы их прекрасно знаем с раннего детства, как, например, мыть руки перед едой или здороваться со старшими. Гласные же правила тоже не сложны. Их устанавливает общество, в котором мы живём. Из какой бы части света вы сюда не приехали, эти правила актуальны везде и всегда. В некоторых государствах они занесены в гражданский кодекс, в других – в библию. В нашей школе эти правила значатся в уставе, за нарушение которого следует высшая мера наказания – исключение. Большую часть своей жизни я нахожусь в стенах этой школы. До того, как стать директором, я здесь учился. Но ни разу ещё я не сталкивался с нарушением школьного устава. И как же горько мне сейчас от того, что этот день настал.

В актовом зале стали перешёптываться и оглядываться по сторонам в поисках «преступника». Мари наклонилась к Наталии и произнесла с лёгкой ироничной улыбкой:

– Если бы в школе была инквизиция, то здесь некому было бы учиться, а ему горько за одного.

– Почему некому? – улыбнулась Наталия.

– Да в этой школе либо сумасшедшие, либо чёрные маги, либо куртизанки. Нормальных адекватных людей можно сосчитать по пальцам одной руки!

– Ты – сумасшедшая, – хмыкнул Ник. – Ты бы горела первая.

– А ты – куртизанка. Твой номер – второй.

– Хорошо, что у нас всё же нет инквизиции, а то я бы стал вдовцом, – подытожил Серж.

А мистер Шмидт, прочистив горло, вновь заговорил:

– Один из выпускников совершил ужасный поступок, который не может остаться безнаказанным. И я очень надеюсь, что это станет для него уроком на всю жизнь. Впрочем, как и для вас всех.

Директор выдержал некоторую паузу, за которую нервно пробежал глазами по залу, сделал ещё пару глотков воды из стакана, лихорадочно провёл пятернёй по густой седеющей шевелюре и, в конце концов, вцепился в стенки трибуны побелевшими костяшками пальцев. Всем было ясно, что мистер Шмидт сильно нервничал.

Ещё потянув немного времени, насколько это было возможно, директор сделал глубокий вдох и, наконец-таки, произнёс:

– Итак, прошу выйти на сцену человека, который нарушил устав школы, в связи с чем сегодня же будет исключён из школы.

Из-за кулис медленно вышел светловолосый молодой человек, который, как обычно шаркая по полу ногами, подошёл к мистеру Шмидту и повернулся лицом к зрительному залу.

– Что за бред?! – невольно вырвалось у Мари.

Сердце Наталии гулко забилось в груди, сжалось и замерло.

– Энтони Беркли Грант совершил непростительный поступок – ударил девушку. По уставу в нашей школе запрещены любые драки, что уж говорить о том, что мужчина поднимет руку на женщину – это самое настоящее преступление!

– Единственным по чему Тони бил – был футбольный мяч, – громко и чётко отчеканил капитан школьной футбольной сборной.

– Я не верю в его виновность!

– Неужели Вы думаете, что прежде чем обвинять, и тем более исключать из школы учащегося, мы не разберёмся во всей ситуации. Доказательства очевидны. Приговор вынесен и приходит в действие, начиная с того момента, как я его публично провозгласил.

– Но улики могли быть сфабрикованы! – выкрикнул кто-то из членов команды.

– Синяки?

– Кто угодно мог поставить ей синяки, а она обвинила Тони…

– И для чего бы ей это делать?

– Обиженная, брошенная… Вы не представляете, на что сейчас способны женщины.

– Всё, что вы говорите, просто не имеет под собой почвы! Это очень похвально, что вы пытаетесь отстоять своего друга, и я уверен, мистер Грант ценит это, но на моё решение уже никак не повлиять. И поверьте, мне также тяжело, как и вам всем.

– Черта едва! – выругалась Мари.

– Прошу Вас, мисс Карре, выбирайте выражения, – нахмурился директор. – Как я уже сказал, мне понятны ваши чувства, но решение было обдуманным, тяжёлым, но, по-моему, самым верным.

– Это несправедливо! – настаивала на своём футбольная сборная. – Почему не исключить его на неделю или месяц, но дать доучиться с нами, получить диплом?!

– Признаться, я думал на счёт этого варианта, – Шмидт поморщился, вспоминая, как его мама, в прошлом так же являющаяся директором школы, обзывала его «тряпкой и никчёмным человеком», не способным даже просто следовать предписанному регламенту. Да и потерпевшая настойчиво требовала наивысшей меры наказания, в сотый раз показывая синяки на плечах и спине и намекая на то, что если Швайгер не сделает так, как она хочет, то об этом неприятном инциденте узнает весь мир. – Но посчитал его недостаточно поучительным.

– Но это жестоко, – прошептала Наталия и, глядя в печальные глаза Балу, не выдержала и расплакалась, спрятав лицо ладошками. Ник нежно обнял девушку, прижимая к своей груди и целуя в макушку. Серж и Мари, Ник и Наталия были ошеломлены этой новостью – каждый из них терял пусть не друга, но близкого человека.

Больше мистеру Шмидту было нечего сказать, да он и не хотел. Он виновато бросил взгляд на стоящего чуть поодаль от него Энтони, будущее которого только что своими руками возможно перечеркнул. Потом обвёл взглядом всех присутствующих учеников и увидел осуждение и негодование, вместо страха и уважения, как утверждала его мать. И тогда он по-настоящему испугался, что совершил огромную ошибку, которую уже невозможно исправить и за которую ему ещё предстоит расплачиваться всю оставшуюся жизнь угрызениями совести.