Счастье Анны - Тадеуш Доленга-Мостович Страница 52

Как раз эта прогулка и была самым большим открытием вечера.

Все началось с вопроса, не найдет ли Буба свободного времени, чтобы позаботиться об одной молодой швее, которая недавно родила и находится в скверных материальных условиях, потому что мать выгнала ее из дому. Слушая историю этой девушки, которую пани Ванда называла героиней материнства и жертвой варварских предрассудков, Буба, хотя сразу решила самым сердечным образом заняться несчастной, не очень разобралась в ее героизме. Разумеется, роман должен быть чем-то необыкновенным, манящим. Однако, учитывая последствия, достаточно пока читать книжки или узнавать от подружек, которые уже расстались с невинностью. Но самой, да еще с телеграфистом, в довершение всего и женатый!.. Бр!..

— Эта Емелковская плохо поступила, выгнав дочку, но дочка поступила еще хуже, — выдавила Буба.

— Почему? — спросила пани Ванда.

Буба почувствовала в ее голосе иронию и растерялась.

— Ну, потому что скомпрометировала себя, — сказала она неуверенно.

— Панна Буба, — спокойно ответила пани Щедронь, — а вы знаете, что среди еврейских ортодоксов самой большой компрометацией для женщины считается бездетность, что у якутов женщине должно быть стыдно есть в присутствии мужчины, а в Китае пределом разнузданности считается обнажение туловища? А вы знаете, что в Древней Греции мать, родившая первенца-девочку, подвергалась осмеянию и не было осуждением убийство этого ребенка?

— Но это же страшно!

— Я думаю. Так вот для культурного человека лет через сто будут так же страшны наши несчастные стадные традиции. Вы еще молоды и не ревизовали в себе взглядов, принятых от старших поколений. Чем дальше назад, тем мораль была безобразнее, а то, что мы почитаем как традиции, является попросту преступлением против человечества. Абстрагируясь от этого, верите вы в Бога или нет, но…

— Не верю, — поспешно прервала ее Буба.

— Тем лучше. Но если бы даже был какой-нибудь умный и суровый Бог, он совершил бы абсурд, создавая людей, одаренных чувством прекрасного, чувствами осязания, обоняния, слуха и зрения, чувствами, служащими исключительно функции размножения, и одновременно сооружая ощетинившуюся анафемами баррикаду запретов в использовании этих чувств. Это абсурд. Если присмотримся к природе, где вы видите стыд? Стыдятся ли цветы оплодотворения? Наоборот, их любовь проявляется очарованием прелестнейших оттенков, распространением удивительных запахов. Кажется, они делают все, чтобы обратить внимание на свою готовность принять любовь. Среди зверей тоже нет и тени так называемого стыда. Их половой акт — это прекрасная оргия. Вы видели когда-нибудь сочленяющихся коней?

Буба покраснела:

— Только псов.

— Ну, у собак это не выглядит эстетично. Собственно, мы не можем критериями эстетики человека квалифицировать то, что в собачьей, наверное, не отталкивает, а, наоборот, притягивает. Словом, один только человек из любви сделал что-то грязное, постыдное и грешное. По правде говоря, не человек, а его премудрая мораль, средневековая темнота. Почему окружена позором и облечена в таинство самая важная, единственно важная функция человека, какой является размножение? Просто трудно найти на это логический ответ. Собственно, вся сексуальная этика — это плод воображения мужчины, который сам ее никогда не использовал, а вынуждал женщину к моноандрии, противной их натуре, — верности одному самцу. За любые попытки освободиться от этого ярма он мстил с нечеловеческой жестокостью. В средние века с неверных жен сдирали кожу живьем, им приказывали съедать сердца замученных любовников, кормить собственной грудью собак, а верных заковывали в железные пояса невинности. Обычную ревность и высокомерие самца сексуальная мораль и ее ловкие правила подняли до высших Божьих и людских законов. Такой варвар, который сам получал во время правления в собственных волостях или во время военных действий сколько хотел удовольствий, жене своей, например, запрещал видеться с другими мужчинами, окружал ее шпионами, осведомителями или, как у мусульман, евнухами! Он выращивал в своей гордыне право на исключительность, хотя определенно не удовлетворял телесной жажды избранной им женщины, обрекая ее на онанизм или на любовь лесбиянки. И вот отсюда происходит ваше наивное, прошу не обижаться, панна Буба, убеждение, что такая Фэлька поступила плохо. А здравомыслящий человек не должен, не анализируя, принимать ничего, что касается таких древних чудовищ, как наша печальная варварская мораль. Вы согласны со мной?

Буба не знала, что ответить. Но пани Щедронь не ждала от нее ответа.

— Люди по своей глупости, — говорила она своим бесстрастным, но таким убедительным голосом, — на протяжении многих тысячелетий добровольно отказывались от самых приятных ощущений и впечатлений. Как могли, осложняли и отравляли себе короткую жизнь. Потому что следует обратить внимание и на то, что период от половой зрелости до бесплодия составляет едва лишь тридцать пять лет, и как раз на этот краткий период, который должен составить наше счастье, набрасываются стервятники — священники, моралисты, законодатели. Но интересное дело: почти все без исключения это люди старые, увечные, которые не могут почувствовать удовольствия или обречены пользоваться оплаченной любовью. Многие из них, доподлинно известно, были обычными лицемерами, занимающимися развратом, извращенцами… Например, Платон был гомосексуалистом. Разумеется, каждому можно распоряжаться своим телом по своего усмотрению. Никогда не следует осуждать людей, которые из-за определенных отклонений в склонностях, являющихся результатом или физиологических изменений, или психических комплексов, хотят получать наслаждение с животными либо с представителями своего же пола. Но это еще не повод, чтобы этих мужчин делать апостолами морали, чтобы предоставлять им право определения поведения людей. Такому Платону нетрудно было навязывать женщинам платоническую любовь, когда сам он находил удовлетворение своих желаний с несколькими, вероятно хорошо сложенными, мужчинами. Кроме того, моралисты зачастую сами были разнузданными эротоманами. Вы читали Фрейда?

— Нет.

— Как, и ничего не слышали о психоанализе?

— Вообще-то слышала, — смутилась Буба, — но у нас дома таких книг нет.

— Естественно, — согласилась пани Ванда, — я постараюсь найти для вас несколько книг в этой области. Придется попросить Дзевановского, чтобы он передал вам, у него прекрасная библиотека. Но прежде всего вы должны прочесть Фрейда и хм… Линдсея, а потом Бертрана Рассела. Это пояснит вам многое.

Пояснит! Требовались ли ей еще какие-нибудь пояснения! Перед ней вдруг открылся мир, тот же и все-таки совершенно иной — понятный, простой, гениально простой! Только до сего времени от нее скрывался смысл этого мира. Невероятно, чтобы такой умный человек, как ее отец, не знал обо всем этом. Наверное, от нее скрывали в воспитательных целях. Что за наивность!

Они разговаривали еще довольно долго, а сейчас, прижавшись щекой к подушке, Буба старалась вспомнить каждое слово, произнесенное этой умной и смелой женщиной.