Ради милости короля - Элизабет Чедвик Страница 52

Держа ребенка за пятки, она резко шлепнула новорожденного по ягодицам, отчего он захныкал, а затем заорал. Звук, сперва прерывистый и неуверенный, набрал силу, когда повивальная бабка перевернула младенца вверх головой и отнесла к большому латунному тазу, который другая женщина наполнила теплой водой, сдобренной розовым маслом.

– С ним все в порядке? – Ида наблюдала за повивальной бабкой, вне себя от беспокойства.

– Да, миледи, – заверила женщина. – Сперва мы немного испугались, но все обошлось. – Она широко улыбнулась. – Замечательный маленький мужчина.

Женщина закончила омывать младенца и поднесла его Иде, завернув в теплое полотенце.

Ида побаивалась смотреть на ребенка, принимая его в объятия. Воспоминание о том, как она держала на руках своего первого новорожденного сына, было мучительно-ярким. Тогда Ида был напугана, изнурена и растеряна. Теперь ее переполняли другие, но не менее сложные чувства. Усталость повторилась, но к ней добавилось чувство вины из-за того, что случилось в прошлом. Ида испытывала облегчение и радость, родив Роджеру наследника, и свежую и нежную любовь, пронизанную страхом: она может оказаться недостаточно хорошей матерью и Господь, увидев это, накажет ее и снова лишит ребенка. Ей понадобилось собрать все свое мужество, чтобы взглянуть на новорожденного.

К счастью, ребенок мало напоминал своего единоутробного брата. В чертах его лица угадывался Роджер. Брови были тонкими ниточками светлого золота, а не четкими темными дугами, как у Уильяма. Иду переполнила любовь к сыну, горло сжалось от острой боли, а живот свела судорога. Мальчика назовут Гуго, традиционным именем сыновей Биго, и Ида прошептала это слово, обещая, что он ни в чем не будет нуждаться, насколько это в ее силах.

– Подите к милорду. – На ее ресницах сверкали алмазы слез. – Сообщите, что у него родился сын.

* * *

Испытывая тревогу, возбуждение и несомненную неловкость от вмешательства в женские дела, Роджер вошел в спальню. Последний месяц, ввиду приближения родов, он спал в отгороженном углу зала и управлял своими владениями из главной комнаты, чтобы Ида и женщины могли уединиться в опочивальне.

Он был как на иголках с тех пор, как начались роды. Прошло уже больше половины дня. Прежде он не ведал о том, что время может тянуться так долго и быть сущим наказанием. Он считал себя терпеливым и хладнокровным, но сейчас расхаживал по залу, словно зверь в клетке, и рявкал на людей, которые задавали совершенно безобидные вопросы. Когда на цыпочках вошла служанка и с улыбкой сообщила, что Ида благополучно разрешилась сыном, он оцепенел от облегчения.

Кошачье мяуканье младенца из новой золотистой дубовой колыбели неудержимо влекло его через комнату. Сын был распеленат и голеньким уложен на мягкую овчину чтобы Роджер мог осмотреть его собственными глазами и убедиться, что все на месте. Ребенок вопил и сучил крошечными ручками и ножками, словно пьяный плясун. Его лицо было красным, а все остальное – ярко-розовым. Оцепенение Роджера развеялось, будто дым на ветру.

– Прекрасный, здоровый мальчик, милорд, – улыбнулась повивальная бабка.

Роджер кивнул, не в силах говорить. Его распирало от гордости, ликования и осознания своей мужской силы. Теперь он мог спокойно смотреть Генриху в глаза.

Дама Сесили подняла ребенка, умело закутала его в льняную пеленку и теплое одеяльце и подала Роджеру. Сперва он пребывал в замешательстве. Затем, повинуясь инстинкту, о существовании которого и не подозревал, уложил хрупкое тельце себе на руку. Младенец вопросительно глянул ему в лицо, словно умудренный летами старец. Древний и новорожденный. Лицо его отца, его деда. Его самого и Иды. На мгновение Роджер увидел вереницу поколений, уходившую в далекое прошлое и неведомое будущее.

Нежно и осторожно он отнес ребенка к кровати. Ида сидела, опершись о взбитые подушки. Ее волосы были заново заплетены, и, хотя она выглядела усталой, глаза сверкали, а на губах играла улыбка. Роджер ласково поцеловал ее и сел на кровать.

– Служанки говорят, с вами все хорошо… – смущенно начал он.

– Да, милорд, – кивнула она, – хотя это нелегкое дело.

– Биго и де Тосни могут вами гордиться.

– Надеюсь. – Ида продолжала улыбаться, но глаза наполнились слезами.

– Никогда в этом не сомневайтесь. Вы подарили нам сына – еще одну причину бороться за наше будущее. – Внезапно испугавшись, он накрыл ее ладонь своей. – Ида?

– Мне говорили, это в порядке вещей, – надтреснуто рассмеялась она. – Женщины всегда плачут после родов. Настроение меняется каждую минуту. Позвольте подержать его.

Роджер осторожно протянул ей сына, а потом любовался, как Ида баюкает его. С ребенком на руках, опущенными ресницами в росе слез, в свободном голубом платье, она напоминала Мадонну. Возможно, эта мысль была нечестивой, но Роджер надеялся, что Господь поймет и простит его. Зачатие не было непорочным, но Ида – добродетельная жена.

– Я отправил весть вашему брату и моей матери, – произнес он. – Посыльный сообщит моим вассалам и аббатству в Эдмундсбери. Королю я тоже отправил гонца.

Внезапно в комнате повисло напряжение. Имя Генриха было подобно неглубокому и тонкому порезу, который заживает медленно и даже в столь радостных обстоятельствах способен вдруг заныть.

– Возможно, теперь, когда у нас есть наследник, он вернет мне отцовское имущество.

В голосе Роджера было больше надежды, чем веры. Более того, подумал он, все может обернуться совсем иначе. Генрих достаточно мелочен, чтобы лишить его милости теперь, когда род продлен.

Роджер оставался с Идой, пока она не поникла от усталости и повитуха не пробормотала вежливо, но твердо, что роженице нужно отдохнуть. Он предпочел бы остаться с женой и сыном, но знал, что рыцари ждут его, чтобы вместе открыть бочку доброго вина, припасенного специально для такого случая.

– Я зайду утром. – Он поцеловал жену и неохотно направился к двери.

На пороге Роджер обернулся и, увидев, как Ида целует головку ребенка, прежде чем отдать его повивальной бабке, ощутил всепоглощающую любовь.