Отношения под запретом - Ви Киланд Страница 52

По его щеке скатилась слеза, и он едва заметно кивнул.

Я обняла его и сжала изо всех сил.

– Боже мой… Прими мои глубочайшие соболезнования…

Боль Гранта была почти физически ощутимой, и у меня тоже полились слезы.

Не знаю, сколько мы так сидели, цепляясь друг за друга; мне показалось, больше часа. В голове вихрем носились вопросы: какой несчастный случай, почему он мне раньше не сказал, неужели из-за этого он семь лет сторонился серьезных отношений, а что же он не пошел к психологу, была ли дочка похожей на него? Но было видно, что Грант не в состоянии говорить на эту тему. Я понимала – только ему решать, когда заводить этот разговор.

Гранта окликнули с пристани, и он приподнял руку, помахал в ответ. Воспользовавшись возможностью, я немного отстранилась и посмотрела на него.

– Ты… хочешь об этом поговорить? Я бы очень хотела о ней послушать.

Глядя мне в глаза, он отрезал:

– Не сегодня.

Я подалась вперед и крепко поцеловала его в губы.

– В любой момент, как только ты захочешь…

Вскоре начали падать первые крупные капли дождя, и мы ушли в каюту. Грант выглядел измученным, поэтому я повела его в спальню, и мы снова легли. Он обнял меня сзади и стиснул так крепко, что мне стало почти больно. Но если, держа меня в объятиях, он чувствовал хоть немного облегчения, пусть хоть раздавит… В какой-то момент я почувствовала, что хватка Гранта ослабла, и дыхание замедлилось. Он снова заснул. А я не могла спать, переполняемая мыслями.

У Гранта была дочь.

Которой сегодня исполнилось бы семь лет.

Ее звали Лейлани, и в честь нее названа яхта.

И Грант живет на этой яхте и каждый день, возвращаясь с работы, видит имя своей дочери, выложенное большими золотыми буквами.

Тетя Опал говорила, что горе сравнимо с плаванием в океане. В хорошие дни мы держим голову над водой и подставляем щеки солнечным лучам, но в шторм, когда захлестывают волны, трудно не поддаться и не позволить затянуть себя в пучину. Единственное, что можно сделать, – научиться плавать и в шторм.

Но я знала, что существует и еще один способ не утонуть: надо найти спасательный плот. Я осиротела в раннем детстве, и тетя практически заменила мне мать. Не знаю, был ли у Гранта такой плот, но мне в голову пришла мысль, что, может быть, все происходит не без причины и наши дороги пересеклись, чтобы я приняла эстафету и стала спасательным плотом для него.Грант

Все хорошее когда-нибудь кончается.

Тот, кто придумал это изречение, был чертов гений. Я, кретин, размечтался, что ровное настроение Лили, длившееся всю беременность, теперь так и останется. После родов она еще немного держалась – два месяца назад мы выписались из больницы практически здоровыми, но потом ситуация начала ухудшаться с каждым днем. У Лили началась бессонница, она стала очень раздражительной. Но ведь у нас новорожденный младенец, и раз я вернулся на работу, Лили приходилось вскакивать к малышке по ночам. Кто бы не устал и не начал срываться по пустякам?

Через полтора месяца мы сходили на первую послеродовую консультацию. Когда врач спросил о перепадах настроения и депрессии, это я упомянул о перемене в Лили, потому что жена прочирикала – у нее все прекрасно. Доктор Ларсон ласково потрепал меня по руке и сказал, что период адаптации проходит нормально. Гормональный фон у Лили меняется, возвращаясь к обычному, плюс у нее стресс, как у всякой молодой мамаши, а Лейлани, кажется, перепутала день и ночь. Иными словами, это я чересчур беспокоюсь.

В последующие недели все буквально покатилось под откос, набирая обороты. Лили обуяла настоящая паранойя, будто с ребенком непременно случится что-то плохое. Когда мы в два месяца проходили осмотр, Лили даже не позволяла медсестре брать Лейлани на руки, утверждая, что медичка недостаточно поддерживает голову малышки. Врачи, как сговорившись, списывали поведение Лили на материнский инстинкт – гиперопека как следствие стараний быть лучшей в мире мамашей. И снова эти доводы казались разумными и логичными.

Но потом начался сущий ад. Лили потеряла сон – вообще, совершенно. Она едва не падала с ног, но почти не позволяла мне прикоснуться к малышке. Она утверждала, что Лейлани много чего любит по-своему, а я сделаю не так. Во мне крепло ощущение, что жена не доверяет мне заботу о моем же собственном ребенке. Маразм крепчал с каждым днем, и мы с Лили не раз спорили из-за этого. Впрочем, тогда мы только и делали, что спорили.

Вечером в субботу я твердо решил помириться и начать все налаживать. Я приготовил любимый ужин Лили. Погода стояла прекрасная, и жена, с виду совершенно спокойная (какое разнообразие), сидела на задней палубе, баюкая Лейлани на руках.

– Хочешь поужинать на свежем воздухе? – спросил я, высунув голову из каюты. – Или здесь накрыть?

– Я не хочу есть.

Я нахмурился.

– Ты за сегодня ничего не съела.

– Я же не могу есть, если я не голодна!

– Но тебе нужно питаться, Лили.

– Ладно, немного поем.

– В салоне или на палубе?

Она пожала плечами.

– Да без разницы.

Я вздохнул и спустился раскладывать еду. Так как стульчик-колыбель и с десяток прочих детских аксессуаров мы держали в салоне, я рассудил, что легче будет поесть тут. Я расставил тарелки на столе и водрузил любимые электрокачели дочурки на жесткий диван между нами.

– Лили, ужин на столе!

Лили спустилась и уселась, не выпуская Лейлани из рук. Я потянулся, чтобы взять дочку, но жена резко извернулась, не давая мне коснуться ребенка.

– Что за черт, Лили? Я хотел положить ее в качалку, пока мы будем есть.

– Я и с ней на руках могу поесть.

– Я не говорю, что не можешь, но нет никакой причины, отчего нельзя покушать нормально. Мы положим ее вот прямо между нами.

– Это кресло слишком неустойчивое, оно опасно для ребенка. Что, если яхту подбросит шальная волна и оно упадет?

Я нахмурился.

– Какая волна, мы вообще-то у пристани, яхта пришвартована! Лили, это же бухта, да и море сегодня спокойное, как зеркало.

– Ты совсем о нас не заботишься!

– Ты сама знаешь, что это неправда. Я хочу поужинать с моей женой. Неужели я прошу слишком многого?

Лили ничего не ответила, глядя на малышку.

Я вздохнул.

– Ну, давай я ее подержу, а ты ешь. Я поем, когда ты закончишь.

– Нет, я ее сама подержу. Ешь.

Напряжение последних недель дошло до точки кипения.

– Дай мне ребенка, Лили, – теряя терпение, сказал я.

– Нет!

– Это просто смешно! Не только ты в состоянии о ней позаботиться, Лейлани и моя дочь, чтоб ты знала!