Обещание нежности - Олег Рой Страница 51

Состояние полного, всеохватывающего расслабления, растекания на атомы, проникновения в самую сердцевину чужих энергетических полей нахлынуло на него так быстро, что в этот раз он — впервые в жизни, если не считать самого первого опыта, — не сумел даже мгновенно сообразить, что с ним происходит. Он был слишком потрясен тем, что сказала ему Варя. Для бывшего бомжа, успевшего потерять в жизни так много, непереносимой оказалась одна только мысль о том, что любимый им человек способен по прихоти, по капризу уйти туда, откуда нет возврата. Уйти — и не задуматься при этом, что таким решением он убивает не только себя, но и другого…

Воронка тягучего, душного смерча закружила его и унесла вниз по спирали, по знакомому ему, но никогда не повторявшемуся во всех подробностях пути. Человек без имени, как уже часто случалось с ним прежде, вовсе не хотел этого и ничуть не собирался растворяться в неизвестном прошлом столь же неизвестных ему людей. Но в словах Вари, в ее безумном решении было что-то настолько бессмысленно-жестокое, что его дар воспротивился этому и помимо его воли увлек его за собой в темные глубины чужих мыслей и чужих чувств.

Комнату, в которой он оказался, сторож особнячка узнал сразу. Большая гостиная — так, кажется, называла ее Варя вслед за своим дедом… Мебель и занавеси, паркет и обои на стенах в ней были точно такими же, какими он застал их, но вся комната в целом показалась ему другой, совершенно другой. В этой гостиной на всем лежал отпечаток жизни, она словно дышала и двигалась, и все в ней: и горящий камин, и черный старый кот, уютно свернувшийся на выцветшем персидском ковре, и незнакомые сторожу старинные картины в тяжелых рамах, все это было озарено светом долгой людской любви, сиянием мирной жизни, отблесками многих лет взаимного душевного тепла.

Старая женщина, задумавшаяся в кресле у камина, была слишком похожа на Варю, чтобы человеку без имени, впервые увидевшему ее, пришлось долго гадать, кто бы это мог быть. Большая шкатулка розового дерева, укрывавшаяся в ее руках, точно младенец в заботливых объятиях, невольно навевала мысли о таинственных кладах, увлекательных поисках и обязательно счастливом конце длинных приключений. Однако тяжелый вздох, вырвавшийся у женщины, и нахмуренные брови не позволяли рассчитывать на безмятежное течение или книжную выдуманность этого романа — здесь царила Жизнь во всей ее полноте, и отнюдь не все ее повороты напоминали детские мечты о кладах.

Сбросив с себя задумчивость так же внезапно, как была сброшена накинутая на плечи теплая шаль, женщина встала и подошла к камину. Всего несколько минут ей потребовалось, чтобы погасить в нем огонь, разворошив тлеющие угли старой длинной кочергой. А потом она сделала несколько неясных для ее невидимого зрителя движений, провела по стене над камином своими слабыми старческими пальцами, на которых не было ни единого кольца, легко коснулась там и сям воздуха, как будто перекрестила его, — и внезапно вся тяжелая каминная конструкция вместе с частью стены вздрогнула, пошевелилась и, надсадно скрипя, отъехала в сторону.

Если бы бывший бомж был все еще ребенком, он, конечно, не удержавшись, охнул бы от восторга, увидев воочию тайник с сокровищами, о каком грезят во снах все дети. Но и сохранившихся в нем наивной чистоты и неискушенности, умения удивляться и способности к восторгу хватило для того, чтобы замереть на месте с раскрытым ртом, потрясенно глядя на таинственные манипуляции Вариной бабушки. Женщина, давно покинувшая этот мир и представшая сейчас перед ним совершенно живой, наклонилась над тайником, в котором уже лежали какие-то свертки и пакеты, и бережно опустила туда шкатулку. Молча глядя в закаминное пространство, не торопясь закрывать пустоту, образовавшуюся в стене, она как будто специально медлила, прощаясь со своим прошлым, далекой молодостью и милыми ее сердцу вещами. Лицо ее было нежным и грустным. А потом она, точно решившись, махнула рукой, вновь нажала на неведомые непосвященному тайные кнопки, и через минуту уже ничто в комнате не напоминало о том, что она только что качала и баюкала, прижимая к груди, лучшие воспоминания своей жизни, воплотившиеся в мерцающих камнях и монетах, оставшихся ей на память от близких.

— Завтра же я расскажу об этом Варе, — пробормотала она вполголоса, машинально поглаживая по мягкой, лоснящейся шерсти вскочившего к ней на руки кота. — Как ты думаешь, Бегемот, ей хватит этих денег, чтобы выучиться, получить профессиональное образование, найти свое место в жизни?…

Кот коротко мяукнул, и его хозяйка невесело рассмеялась собственным надеждам.

— Хватит, если никто не отнимет у нее того, что принадлежит ей по праву. Но об этом уж я позабочусь…

Бесцеремонный, резкий стук в дверь заставил старую женщину вздрогнуть.

— Как, это снова вы? — с брезгливым изумлением произнесла она, увидев вошедшего в комнату невысокого лысого человечка с выпирающим животом и бегающими глазами. — Разве мы не закончили все наши дела? Разве я уже не подписала все, что вы от меня хотели?

— А почему вы в одиночестве? Где Варвара Николаевна? — игнорируя и обычную вежливость, и даже принятую между людьми привычку здороваться, вопросом на вопрос ответил ей посетитель. — Я хотел бы, чтобы она присутствовала при нашей беседе.

— Вари нет дома; она будет поздно, — сухо обронила хозяйка. — И к тому же я вовсе не уверена, что беседа, о которой вы сейчас обмолвились, состоится. Мне кажется, нам больше уже нечего обсуждать друг с другом. И уж во всяком случае, не о чем беседовать.

Человечек засмеялся неприятным, каким-то ржавым, как подпорченный металл, смехом.

— Вот тут вы ошибаетесь, дражайшая моя Татьяна Петровна. Мы и в самом деле уже решили с вами кое-какие делишки по поводу этого дома. Но ведь, насколько мне известно, одной недвижимостью наследство вашего мужа не ограничивается?

— У вас неточные сведения. Кроме этого дома, у нас больше ничего нет… А кстати, кто впустил вас сюда? Ведь я не открывала вам дверь в квартиру.

Человек без имени не сумел разобрать, что ответил Вариной бабушке ее неприятный гость. С бывшим бомжем творилось что-то неладное: голова кружилась и болела, его поташнивало, все тело дрожало, и ощущение было такое, как будто кто-то железной рукой тянет его прочь из этой комнаты, из этого прошлого, из чужого и ненужного ему сознания. Попытавшись сконцентрироваться на том, что происходит вокруг, он сумел взять себя в руки и снова мысленно включился в давно произошедшую беседу. Однако недомогание не оставляло его, и он подумал мельком, что такого подлинно физического страдания не доставляло ему ни одно из его прежних путешествий во времени и пространстве.