Запретный рай - Лора Бекитт Страница 51

— Кто эта особа? — спросил судья, указав на Эмили.

— Мисс Марен. Она преподавала французский моим дочерям.

— Вы читали ее рекомендации?

— У нее не было рекомендаций, но я ее наняла, поскольку она показалась мне скромной, порядочной девушкой. К тому же она одинаково хорошо говорила и по-французски, и по-английски.

— Вы знали, что Эмили Марен — француженка?

— Да. Я слышала, что они отличаются безнравственным поведением, но…

Судья прервал ее:

— Вы видели ее паспорт?

— Конечно. У меня не возникло сомнений в его подлинности, хотя в наше время документы легко подделать или купить…

— Миссис Клиффорд, — вновь перебил судья, — что рассказала вам о себе Эмили Марен?

— Что она приехала из Франции и живет с матерью в меблированных комнатах. Она сказала, что ее мать не вполне здорова, и потому она не может поселиться в нашем доме, — ответила женщина и добавила: — Дело в том, что обычно мы предоставляем прислуге жилье — так удобнее для нас и дешевле для них.

— И что случилось потом?

— Однажды я застала мисс Марен в своей спальне. Она держала в руках мое жемчужное ожерелье.

— Она просто разглядывала его?

— Да. То есть нет. Она сравнивала его с каким-то другим жемчугом. Вернее, с одной жемчужиной.

— Вашей?

— Нет. На мой вопрос она ответила, что это ее жемчуг, но я сразу поняла, что тут что-то нечисто. Жемчужина была очень красивой, крупной и дорогой — настоящее сокровище! Я решила, что она украла ее в каком-то другом доме, а в наш устроилась с такой же целью. Потому я сочла необходимым пригласить констеблей.

— Что сказала Эмили Марен о том, откуда у нее взялась эта жемчужина?

— На мой вопрос она ответила, что привезла ее из какой-то страны, кажется, из Полинезии, но я ей не поверила.

Леди Клиффорд позволили сесть. Судья вызвал ювелира.

Появился маленький юркий человек с быстрыми черными глазами, который сказал:

— Это так называемая Pinctada maxima, жемчужина южных морей, диаметром больше дюйма и весом восемь гран, или тридцать два карата. Она имеет серебристый перламутр, очень прозрачна и потому почти незаметна в воде; ее форма, цвет, блеск, чистота идеальны. А главное, она очень молода. Такая жемчужина проживет, самое малое, еще сто лет.

— То есть она достаточно ценная?

— Несомненно.

— И эта жемчужина могла быть найдена в Полинезии?

— Я мало что слышал про те края. Могу лишь сказать, что такую жемчужину могли выловить у берегов Австралии.

— Впрочем, это не так уж важно, — заметил судья и добавил: — Больше у меня нет вопросов. — После чего повернулся к обвиняемой: — Эмили Марен, скажите нам, у кого и при каких обстоятельствах вы украли этот жемчуг?

Она побелела. Она читала в сердцах этих людей такое равнодушие, какое не снилось даже в аду.

— Я его не крала. Я… я могу это доказать!

— Стало быть, у вас есть свидетели?

— Да. Моя мать.

— Та самая, с которой вы якобы жили в меблированных комнатах? — с усмешкой спросил судья Грэхем.

Эмили постаралась собраться с духом.

— Нет. Я не жила с моей матерью. Мне пришлось солгать, чтобы меня приняли на работу. На самом деле у меня есть двое маленьких детей, я оставляла их у одной женщины, которая зарабатывает тем, что присматривает за младенцами.

— Вы можете назвать ее адрес?

— Могу, — немного поколебавшись, согласилась Эмили.

Когда адрес был записан, судья спросил леди Клиффорд:

— Мисс Марен не говорила вам о детях?

— Нет, ни слова!

— Хорошо. Так что с вашей матерью, мисс Марен. Где она? Она может подтвердить, что этот жемчуг принадлежит вам?

Облизнув пересохшие от волнения губы, Эмили ответила:

— Думаю, да. Ее зовут Элизабет Хорвуд, она присутствует в этом зале.

Судья обвел глазами собравшихся.

— Кто здесь Элизабет Хорвуд?

— Я, — сказала та и поднялась с места.

Все взоры обратились на нее, но она не смутилась и уверенно прошла на свидетельское место.

— Что вы можете сказать об обвиняемой Эмили Марен?

Отвечая, Элизабет слегка теребила свой ридикюль, и это был единственный признак ее волнения:

— Некоторое время назад эта девушка явилась в мой дом с заявлением, что она моя дочь. Я попыталась объяснить, что мои дочери живут со мной, но она не хотела слушать. Она в самом деле показывала мне жемчужину, спрашивая, не знаю ли я, где ее можно продать, и говоря, что привезла ее из Полинезии, куда ездила вместе с ныне покойным отцом.

— А вы знали ее отца?

Элизабет Хорвуд смотрела прямо перед собой. Эмили почудилось, будто ее ничего не выражающие светлые глаза — это окна в пустоту.

— Нет, я его не знала.

— С мисс Марен были дети?

— Да, двое грудных детей, мальчик и девочка. Девушка попросила меня присмотреть за ними, пока она ищет комнату.

— И вы согласились?

— Да. Мне стало жаль ее. Она казалась измотанной и несчастной.

Услышав о жалости, Эмили сжала губы. Она понимала, что мать не сдержала своего обещания, что судьба Маноа и Ивеа по-прежнему неизвестна, более того — она висит на волоске.

— Это были какие-то странные дети, — добавила Элизабет. — Не негритянского происхождения, конечно, но я сразу заметила примесь неевропейской крови. На мое замечание мисс Марен ответила, что их отец — житель Полинезии.

— Опять Полинезия! — проворчал судья.

— Страна людоедов! — бросил кто-то из зала.

— Быть может, мисс Марен нам что-нибудь объяснит?

Эмили поднялась с места. Она понимала, что это последняя возможность что-то доказать этим людям, как-то разбудить их души. Однако рассказывая свою историю, она видела, что они понимают ее совсем иначе. На некоторых лицах было написано брезгливое любопытство, на других — откровенное презрение и снисходительная жалость. Выходило, что Эмили сама виновата в том, что с ней случилось: это было совершенно ясно.

— Я приехала в Лондон на поиски своей матери. Она была замужем за Рене Мареном, моим отцом, но вернулась в Англию, когда мне было два года.

— Миссис Хорвуд это отрицает.

— У меня есть письмо с лондонским адресом, написанное ее рукой.

— Где оно? — спросил судья.

— Осталось в комнате, которую я снимала.

Судья сделал знак какому-то молодчику, который тотчас встал.