Счастье по контракту - Джорджет Хейер Страница 51

– Джентльмены, – сказал мистер Шоли, подразумевая, что перед ним один из них, – не имеют права быть фермерами.

Уильям Сидфорд, управляющий, тоже был не вполне уверен, что одобряет интерес Адама к тому, что никогда не интересовало его беспечного родителя, хотя и приветствовал прибытие хозяина, не только прислушивавшегося к его словам, но и, казалось, понимавшего, что если выжимать из земли все до копейки и не вкладывать в нее ни копейки, то это может привести к разорению. Поначалу он был полон надежд, что, сумеет приостановить развал, который он годами оплакивал; но, проведя без малого четыре дня в обществе шестого виконта, он был охвачен беспокойством. Его новый хозяин был напичкан новыми идеями, которые он почерпнул из книг. У Уильяма Сидфорда не было времени, чтобы тратить его на книги, и он относился к новым идеям с крайней осторожностью, поскольку было ясно: что подходило его отцу и деду, должно подойти и ему. Не то чтобы он был врагом прогресса – когда милорд говорил о строительстве дорог, закрытом дренаже и возведении дамб, он от всей души с ним соглашался и ни в коей мере не был против перехода на четырехпольную систему. Но когда милорд начинал говорить о новой сеялке и таких культурах, как брюква и кормовая свекла, ему становилось очевидным, что его долг – того остановить. Он не говорил, что подобные замыслы не осуществятся; но одно он мог сказать его светлости, а именно: что он не видит, чтобы таллианский метод широко использовался теми, кто считается знатоками в своем деле. Ему, привыкшему на протяжении всей своей жизни видеть поля, которые плодородны летом, бесплодны и часто затоплены зимой, трудно было приспособить свой ум к идеям милорда; конечно, зимние урожаи г заманчивая штука, но чтобы их вырастить, потребовалась бы уйма денег, а что до ограждений, о которых говорил милорд, то он не знал наверняка, но слышал, как говорили, что ограждения способствуют появлению тощих бедняков.

– Но согласно тому, что я читал, – сказал Адам, – скорее система открытых полей приводит к этому, потому что означает праздность зимой, когда не плетут изгороди, не прочищают канавы, не исправляют дренажную систему и не поддерживают в чистоте культуры, посаженные рядовым методом. – Он добавил, поскольку Уильям Сидфорд посмотрел с сомнением:

– Вы, говорили мне – и я сам видел, – что работники фермы очень бедствуют.

– Именно так, милорд, но это все из-за низких цен. Я не припомню более скверных времен, – сказал Сид-форд. – Насколько я слышал, свыше двухсот сельских банков в провинции прекратили выплаты, как уже было двадцать лет назад.

Эти последние слова были исполнены значения и относились, как понял Адам, к финансовому краху в девяносто третьем, в который был роковым образом вовлечен пятый-виконт. Было ясно, что Уильям Сидфорд считал: сейчас не время для расходов, не являющихся необходимыми. Он принялся сетовать на хлебные законы, на налог на собственность, но не был услышан. Адам внезапно перебил его, сказав:

– А не был ли мой дедушка очень дружен с мистером Коком из Норфолка? Интересно, не согласится ли он дать мне совет?

Уильям Сидфорд не смог высказать по этому поводу никакого мнения, но его и не требовалось, вопрос был риторическим. Адам положил конец обсуждению, с улыбкой проговорив:

– Мое невежество удручает, да? Мне нужно снова пойти в школу. А пока, будьте любезны, принимайтесь за ту работу, по поводу которой мы пришли к согласию, Уильям Сидфорд оставил его сочинять письмо мистеру Коку. Не доверяя местной почте, он отправил его с одним их своих конюхов. Ответ немедленно был получен: мистер Кок любовно хранил воспоминания о четвертом виконте и был бы счастлив, насколько мог, помочь нынешней его светлости советом. Он предложил Адаму оказать ему честь, нанеся визит в Холькхем в удобное для того время. Почувствовав радушие, проступавшее в официальном ответе мистера Кока, Адам решил поймать его на слове. Он отправил короткую записку Дженни, сообщая ей, что его возвращение в город немного откладывается, и отправился в Норфолк.

Опасения, естественные для скромного молодого человека, привлекшего к себе внимание старого друга своего дедушки, мгновенно улетучились благодаря теплому приему мистера Кока. Мистер Кок, живший среди унаследованного великолепия Холькхема, был проницательным человеком с простыми привычками и прямым нравом! Он унаследовал собственность от своего благородного родственника по женской линии лорда Лестера и, вместо того чтобы думать о восстановлении графского титула, посвятил себя задаче благоустройства и освоения большого поместья, доход от сдачи в аренду которого составлял не более двух тысяч гиней. Ныне, менее сорока лет спустя, он приближался к сумме в двадцать тысяч фунтов, и красивый некогда молодой человек, о котором никто ничего не слышал, давно уже стал могущественным землевладельцем. Ом никогда не прилагал ни малейших усилий, чтобы добиться восстановления титула, – его устраивало быть мистером Коком из Норфолка; и ни его богатство; ни его бесспорное господство в сельскохозяйственном мире не изменило его доброго, простого нрава. Он принимал в Холькхеме кого угодно, от королевских графов до совершенно незначительных людей, и обращался со всеми одинаково, без церемоний, но с искренним стремлением обеспечить своим гостям уют. В этом ему искусно помогала его младшая дочь, которая вела домашнее хозяйство. За какие-то несколько минут, пока ему радушно жали руку, Адам почувствовал себя как дома; а к тому времени, когда он провел вечер в компании хозяина, обнаружил, что способен не только попросить совета, но и довериться мистеру Коку в гораздо большей степени, чем он прежде считал возможным.

Проблемы, донимавшие его в Линкольнширских топях, были не совсем те, с которыми мистер Кок сталкивался в Норфолке, но познания мистера Кока не ограничивались условиями его собственного графства. Он надавал Адаму мудрых советов, провел его по своей экспериментальной ферме и терпеливо посвящал в тонкости эффективного ведения сельского хозяйства.

Когда Адам уезжал из Холькхема, то, помимо увозимого вороха записей, голова его была набита такой уймой сведений, что он чувствовал себя слегка ошарашенным. Требовалось время на то, чтобы усвоить все, что он узнал; пока же отчетливо вырисовывалось лишь одно обстоятельство: на то, чтобы вернуть процветание своим землям, уйдет гораздо больше денег, чем он мог надеяться, раздобыть.

Он добрался до Лондона поздно вечером, испытывая угрызения совести, просрочив, то, что ему представлялось увольнением, на целую неделю. Он застал Дженни в гостиной, – за работой над одним из кресельных чехлов, и застыл на пороге с таким опасливо-виноватым выражением на лице, что она расхохоталась и воскликнула:

– А ты выглядишь словно маленький шалун, которого поймали за озорством! Ну что за глупости!

Он тоже рассмеялся, но сказал, пройдя по комнате, чтобы склониться над ней и поцеловать в щеку:

– Ну, именно так я себя и чувствую! И прошу у тебя прощения, Дженни, это было недостойно с моей стороны! Ведь я обещал тебе, что приеду домой, чтобы отправиться с тобой на какой-то прием.

– Да, но я сказала тебе, что это не имеет никакого значения: я ездила с леди Оверсли.